Открытия на Камчатке в период с 1700 г по 1706 г

Здесь приводится отрывок из труда Бориса Петровича Полевого «Новое об открытии Камчатки», часть 2, глава 5.

Глава пятая
ОТКРЫТИЯ НА КАМЧАТКЕ В 1700-1706 гг.

1. ТИМОФЕЙ КОБЕЛЕВ, КОЗЫРЕВСКИЕ И ИХ СПУТНИКИ

Уже в 1700 г. в Якутске стали понимать, что местным властям необходимо как можно скорее закрепить русский успех на полуострове Камчатка и направить туда новую экспедицию. Исполнить эту новую миссию поручили бывалому землепроходцу Тимофею Кобелеву. Ему в помощь был выделен небольшой отряд казаков, в котрый были включены такие опытные служилые люди как сын боярский Иван Мокринский, Семен Ломаев, Иван Куклин, Василий Бронник и другие. За них документы уже в 1701 г. подписывал Петр Козыревский, по имени которого вскоре стали называть приток средней Камчатки рекой Козыревской, а спустя два века и селение Козыревское.

Напомним, как в Сибири, а позже на Камчатке появились первые Козыревские.

Первым в Якутск прибыл Федор Козыревский. Он в документах то назывался "поляком", то — литовцем. Происходил он из Орши, которая во время русско-польской войны, не раз переходила из рук в руки. После первого появления русских в Орше Федор Козыревский уже присягал на верность России. Но когда Орша вновь перешла в руки врагов России Козыревский стал служить полякам. Поэтому, когда он был взят в плен русскими, его судили как "изменника" и сослали в далекий Якутск, где в 1654 г. поверстали в казаки. Поскольку Федор был приговорен к "вечной" ссылке, вскоре он обзавелся семьей и у него родились три сына. Но в 1667 г. в Якутск пришло распоряжение: всех поляков вернуть на родину. Когда же Федор Козыревский доехал до Тобольска, местный воевода П. И. Годунов предложил ему поступить на вечную службу в Якутск в чине сына боярского; Федор Козыревский охотно принял предложение П. И. Годунова. Вернувшись в Якутск, он служил в самых различных острожках и зимовьях Якутского воеводства.

Большую семью содержать было трудно. Когда на Лене было разрешено брать в акциз винную торговлю, Федор Козыревский завел свой собственный "шинок". Из-за этого обстановка в семье Федора Козыревского стала осложняться. Сыновья Федора стали довольно часто пить и дебоширить. Доходы Федора Козыревского стали падать. Вскоре он становится "неоплатным должником". В конце концов против него было заведено судебное дело. Чтобы спастись от суда, Федор решил подстричься в монахи под именем "инока Авраамия". А в семье старшего его сына Петра произошла трагедия. В 1695 г. Петр отправился на богомолье в Киренский монастырь. Там 24 мая во время очередной попойки он "ночью на постеле зарезал жену свою ножем". Малолетний Иван остался без своей матери Анны. Спасаясь от суда, Петр с сыном Иваном бежал в верховья Лены и там долгое время скрывался. Однако нужда заставила его вернуться в Якутск с повинной. От него потребовали ответа, почему и как он убил свою жену Анну. Его предупредили: "...будет явится, что он без причины ее убил и в том повинитца и за то ево казнить самово смертью, велеть повесить в той же монастырской заимке, а буде по розыску явится, что убил жену за какое воровство и ево смертью не казнить, бить кнутом нещадно, что он, не бив челом, самовольно жену свою убил".

После тщательного расследования было установлено, что, находясь "в монастырскри заимке на постоялом дворе у монастырского вкладчика у Стеньки Васильева были оба пьяны, он, Петр и жена ево Анна. И ночью на постели жена учала ево Петра бранить всякой неподобною богомерской бранью и, став с постели, от него побежала и кукиши ему ставила, и он де, Петр, не стерпев ее неистовства и срамные богомерские матерные брани, бросил в догон за нею ножом и попал, и от того она умерла, в том де он, Петр, перед великим государем виноват, и преж де сего жена ево Анна ево, Петра, бранила всякою неподобною бранью и жила с ним в непослушании и не в повиновении, и ведают де про то отец ево Петров монах Авраамий потому, что он, Петр, жаловался отцу своему в невежестве и брани жены своей не по одно время". Подтвердили это "и сторонние люди, которые бывали с ним, Петром, у одного дела и к нему, Петру, приходили к нему для письма".

На допрос вызвали "отца Авраамия" — Федора Козыревского, отца Петра, и он подтвердил, что Анна жила с его сыном в "непокорстве". Другие свидетели, подтвердили, что убийство было результатом несчастного случая. Тем не менее 3 июля 1700 г., как гласит документ, "Петрушка Козыревский в застенке у пытки разболокан и в ремень ставлен и поднят и разженными клешами страшен". В конце концов 4 июля ему была "учинена торговая казнь, бит на козле кнутом при многих людях нещадно".

Вот тогда-то Федор Козыревский вынужден был добровольно-принудительно отправиться на службу, на далекую Камчатку без государева жалованья.

В московском РГАДА удалось обнаружить подлинную челобитную Петра Козыревского от 28 июля 1700 г., которая гласила: "Великому государю, царю и великому князю Петру Алексеевичу всея великия и малыя и белыя Руси самодержц бьет челом холоп твой, неверстанный казак Петрушка Козыревский. Милосердный, великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич всеа великие и малыя и белыя России, самодержец, пожалуй меня, холопа своего, вели, государь, меня в Якуцком приверстать в пешую казачью службу на убылое место и послать меня послужить тебе, великому государю, на новую Камчатку реку. Великий государь царь, смилуйся".

Челобитная была "уважена", но все-таки он был сослан на Камчатку без государева жалованья и присоединен к отряду Тимофея Кобелева.

Сын боярский Тимофей Кобелев стал первым в истории полуострова камчатским приказным. С его именем связано немало важных событий в истории Камчатки. Прежде всего, именно тогда, в 1703 г., и были основаны три главных камчатских острога: Верхне-Камчатский, Нижне-Камчатский и Большерецкий. К сожалению, история основания этих острогов известна плохо. В середине 50-х гг. XX в. появилось сообщение о том, что в Ленинграде в Центральном государственном историческом архиве (ЦГИАЛ) был обнаружен какой-то подробный документ об основании в 1703 г. трех камчатских острогов. Но вскоре этот документ был отправлен в Москву в РГАДА и так он до сих пор остается вне поля зрения историков Камчатки.

В РГАДА удалось обнаружить и другой ценнейший документ: подробную камчатскую ясачную книгу Тимофея Кобелова 1703 г. По ее тексту ясно видно, по каким маршрутам ходили по Камчатке Тимофей Кобелев и его сподвижники в 1702—1704 гг. Тогда же русские впервые открыли лучшую гавань Камчатки — Авачинскую губу. Об этом стоит рассказать подробно.

2. ОТКРЫТИЕ АВАЧИНСКОЙ ГУБЫ В 1703 г.

Из дошедших до нас документов ясно видно, что участники камчатских походов Л. С. Мороско Старицына — Ивана Енисейского (1695—1696 гг.) и В. В. Атласова (1697—1699 гг.) сами не бывали в районе Авачи, и каких-либо сведений об этой реке на основании сообщений местных жителей не доставляли.

Конечно, можно допустить, что в районе Авачи побывали русские мореходы, которые, как полагали некоторые авторы, огибали полуостров Камчатка еще с середины XVII в. Одни связывали подобное плавание с именем спутников С. И. Дежнева (1648—1649 гг), другие — с именем М. В, Стадухина (1651 г.). Однако все эти предположения ошибочны. Уже давно выяснено, что в 1650—1651 гг. отряд М. В. Стадухина перешел с Анадыря на Пенжину прямым сухим путем. Что касается спутников С. И. Дежнева, то сейчас уже стало очевидной полная несостоятельность не только версии о плавании кого-либо из дежневцев вокруг полуострова, но и само их пребывание на Камчатке. После обнаружения сведений о нескольких неизвестных русских походах к Камчатке, совершенных еще в середине XVII в., создалось впечатление, что некоторые исследователи приписали спутникам С. И. Дежнева то, что на самом деле относилось к ранним камчатским походам других русских землепроходцев, которые по всем данным вокруг Камчатки тоже никогда не плавали и в районе Авачинской губы не бывали.

Предполагалось, что русские смогли впервые побывать на Аваче никак не ранее 1699 г. (год окончания похода В. В. Атласова), но не позднее 1706 г. Вот почему при дальнейших поисках и пришлось сосредоточить особое внимание именно на этом периоде истории Камчатки.

Уходя с Камчатки, Владимир Атласов оставил группу Петра Серюкова. Документы показывают, что никто из членов этой группы на Авачу не ходил. При возвращении с Камчатки Петр Серюков был убит коряками. В ту пору на Камчатке стал весьма успешно действовать значительный отряд сына боярского Т. Р. Кобелева. О нем С. П. Крашенинников указывал, что в 1702—1703 гг. "ясак по реке Камчатке, так и по Пенжинскому и Бобровому морю, собирал он невольной, и с ясашной казной выехал в Якутск в 1704 г. благополучно".

О каком же "Бобровом море" здесь шла речь? В 30-х годах XVII в. считалось, что восточный берег омывали различные моря: "Олюторское море, Камчатское, Бобровое и прочая...". "Бобровым морем" именовалась та часть Берингова моря, которая была расположена наиболее близко от Верхне-Камчатского острожка. Эта часть названа "Бобровым" — "...по морским бобрам, которых там больше других мест промышляют". Исходя уже из этих данных, можно сказать, что Т. Р. Кобелев или сам ходил или посылал своих сборщиков на восточный берег полуострова Камчатка. Спрашивается: а не мог ли Тимофей Кобелев или его спутники побывать во время этого похода и в Авачинской губе? Ответ на это вопрос дала найденная в 1961 г. камчатская ясачная книга 1702—1704 гг., которую вели в отряде Т. Р. Кобелева. В ней имеются подробные сведения о ясаке, собранном отрядом Кобелева в 1703—1704 гг. с 12 рек "подле Камчатского моря в нос Курильской земли".

"Первой рекой" в этом документе названа та, на которой стоял "острожек Шемяч". Несомненно здесь идет речь о реке Семячик: еще во времена Крашенинникова она была известна под названием "Шемячь". Следовательно, Т. Р. Кобелев и его спутники действительно ходили на Берингово море прямо посуху из Верхне-Камчатского острожка на "первую реку" Семячик. Далее в книге перечислялись одиннадцать других рек, расположенных к югу от Семячика. Только пять из них указаны под местными названиями: "четвертая река Кануч", "пятая река Кашеныч", "шестая река Налахтырь", "седьмая река Кугач", "осьмая река Кугуч". Из этого списка сразу же легко определяется лишь река "Налахтырь". Это, несомненно, хорошо известная всем жителям Петропавловска-Камчатского река Калахтырка. Еще С. П. Крашенинников писал о ней: "От реки Авачи на север первая река называется Калыты, а от казаков Калахтырка, которая течет из под Авачинской горелой сопки, в устье ее от Авачинской губы в 6 верстах".

Правильность этого определения подтверждается сведениями о "пятой реке Кашеныч". В ясачной книге указывается, что на ней жил "лутчий мужик" Налач, а отсюда становится очевидным, что рекой "Кашеныч" в книге названа река Налачева, получившая от русских название по имени жившего на ней тойона Налача. Она действительно течет севернее Калахтырки.

Из этих данных создается впечатление, что "седьмой рекой Кугач" в книге названа расположенная за Калахтыркой река Авача. Но возможно ли это? Да, вполне. Дело в том, что в старину казаки, верховья Авачи называли "Сугачем". По-видимому, самоназвание "Сугач" произошло от названия всей реки Авачи, которую, по данным Крашенинникова, ительмены именовали "Суаачу". Звук "уа" часто передовался как "ва" (например, в прошлом название Вашингтона давалось в русской литературе как "Уашингтон"). Поэтому, вероятно, от названия "Суаачу" и возникло русское "Вавача" и в конце концов — "Авача". Правда, по данным современника Крашенинникова академика Г. В. Стеллера, Авачинская бухта ительменами называлась "Гшуабач" (Cschuabatsch). В стеллеровском "кшу" нетрудно узнать ительменское слово "кшчу" — озеро, залив. Заметим здесь, что южноительменское слово "апачь" (отец) в падежных окончаниях включает "а", что еще более увеличивает вероятность того, что от сложного названия "Гшуабач" могло произойти упрощенное русское "Кугач". Следовательно, все говорит о том, что в 1703 г. русские р. Авачу назвали "седьмой рекой Кугач".

Из ясачной книги Кобелева видно, что во время этого похода русские смогли пройти вдоль морского побережья и за Авачинскую губу еще на несколько рек — до одного из айнских посленений (острожек "курильских мужиков Икако Датекука-кула") на двенадцатой реке ("вторая на десять реке"). Отсюда русские пошли назад. Они вернулись в Авачинскую губу и затем явно по Аваче и ее притокам (по современному Сугачу) перешли в верховья Большой реки, дошли до западного побережья Камчатки и повернули на юг, к Курильскому озеру.

Таким образом, из этой ясачной книги видно, что в 1703 г. русские действительно смогли побывать на реке Аваче. Но ходил ли в этот интереснейший поход сам Тимофей Кобелев или он посылал кого-нибудь из своих подчиненных?

Лишь недавно удалось получить ответ и на этот вопрос. Среди копий документов, снятых для Г. Ф. Миллера в Якутске в 1736 г., нам встретилась копия любопытнейшего рассказа камчатских казаков Ивана Могилева, Родиона Преснецова и Терентия Смердова, записанного 24 декабря 1707 г. Из документа стало известно, что в "1703 году осенью" камчатский приказчик, сын боярский Тимофей Кобелев, отправил казака Родиона Преснецова с 22 служилыми людьми в поход на Берингово море для сбора ясака. Поход оказался нелегким. Уже вскоре было израсходовано продовольствие, и путешественники, по примеру местных жителей, были вынуждены использовать в пищу то, что выбрасывало на берег бурное осеннее Берингово море. Вот что об этом рассказывал сам Родион Преснецов: "...и сентября де с первых чисел до морозов из того моря из воды метало на берег раки и морские овощи капусту, а той капусты листы длиною по сажень и по две и больше и шириною в поларшин и больше и огурцы длиною в четверть аршина и меньше и репа по ладонь и больше и меньше и ягоды видом рябина и малина и мечет того овощу на берег многие громады, а вкусом те овощи кислы и солоны, а есть мочно, а капуста в варенье приятна и тем морским овощем они, служилые люди, в то время на пути питались".

Это сообщение представляет большой интерес для биологов-океанологов. Здесь впервые в русском документе даются краткие сведения о широко теперь известной морской капусте. Л. С. Берг, Г. И. Гайл и другие исследователи, комментирующие труд С. П. Крашенинникова, полагали, что камчатские казаки под морской капустой подразумевали аларию (Alaria fistulosa, Post, et Rupr), А. Д. Зинова полагала, что в данном тексте скорее всего речь шла о ламинариях. "Раками" здесь названы омары и, возможно, даже крабы. "Огурцы длиной в четверть аршина и меньше" — скорее всего голотурии, ибо их сейчас называют "морскими огурцами". "Морской малиной" камчатские казаки, как установил еще Г. Ф. Стеллер, называли актинии. Это был первый зафиксированный в источниках случай использования морской капусты, голотурий и актиний в пищу русскими землепроходцами.

Весь этот биокомплекс, как показывают многие исследователи по биогеографии дальневосточных морей, более характерен для южных районов прибрежной полосы у восточной Камчатки. Следовательно, и эти данные подтверждают, что отряд р. Преснецова действительно совершил поход по самому берегу южной части восточного побережья Камчатки.

Как показывают многолетние метеонаблюдения, в районе Авачинской губы морозы обычно начинаются в октябре. Поэтому очевидно, что русские землепроходцы, начавшие свой поход из Верхне-Камчатского острожка в конце августа 1703 г., еще в октябре находились на восточном побережье. Позже, в конце октября — в ноябре 1703 г. группа Преснецова, как это видно из дальнейшего текста документа, перешла через волок к верховьям Большой реки. Дойдя по реке до Охотского моря, участники похода по западному побережью прошли на юг до реки Озерной, откуда повернули к наиболее крупному "Курильскому острожку" на Курильском озере. Все эти данные не оставляют ни малейшего сомнения в том, что в ясачной книге Тимофея Кобелева был учтен ясак, собранный во время похода Родиона Преснецова и его товарищей.

Исходя из данных ясачной книги Т. Р. Кобелева и копии документа из портфелей Г. Ф. Миллера, можно смело утверждать, что первыми из русских в Авачинской губе смогли побывать Родион Преснецов и его 22 товарища, отправленные из Верхне-Камчатского острожка на Берингово море приказным Тимофеем Кобелевым осенью 1703 г. Судя по "скаске" Родиона Преснецова, первые русские землепроходцы смогли дойти до Авачинской губы скорее всего в сентябре 1703 г. По этому пути, главным образом, с верховьев р. Большой, и начали к Аваче ("Ваваче") ходить другие казаки.

3. ПОКОРЕНИЕ КАМЧАТСКОЙ "КУРИЛЬСКОЙ ЗЕМЛИЦЫ"

Первым попытался покорить южнокамчатскую "Курильскую землицу" Владимир Атласов зимой 1697—1698 гг. Но окончательное подчинение камчатской "Курильской землицы" уже было проведено в 1704—1705 гг.. Именно тогда русские смогли овладеть главным айнским селением, расположенным на острове по середине Курильского озера и подробно познакомиться с районами юго-западных термальных источников и гейзеров. Уже в 1707 г. в Сибири стало распространяться сообщение о термальных источниках этого района. Подробный рассказ об этих источниках был записан в Якутске еще 24 декабря 1707 г. В 1737 г. в Якутске для Г. Ф. Миллера была снята копия с этого документа. Вот ее текст: "...за Камчаткою рекою вдаль, ходом в дву неделях, на вершинах Большой реки, а иноземческим прозванием та река Кикша, три речки Розсошные, от которых на одной реке с левой стороны на берегу на ровном луговом месте меж каменья идут ключи многие теплых вод и те ключи бьют вверх в колено и выше. И вода вниз зело горяча и около тех ключей земля на десятину и больше зимою тепла и снех на ней не держится и от тех ключей вода горячая течет ручьями в ту речку Розсошную и тою речкою вниз на версту и больше пить той воды за горячитью, не положа в нее снегу, не мочно, а ниже того пойдет та вода холоднее и светла и пресна, и на тех ключах был и видел их он, выше описанной казак Родион Преснецов. А от тех теплых вод за тою Большою рекою еще видел ходом в двух же неделях за четырьмя реками немалыми близко иноземческого вышеписанного Курильского острожка в полуднище с обе стороны речки малой с берегов и с ровных мест идут теплые воды большими ключами бьют кипятком вверх в сажень, а шириною, в тех ключах откуды та вода бьет, окна обрешют, з иные и меньше и текут в ту речку, а тою речкою до большой реки десятины с три зело горячи ж, пити не можно и ту де горячую воду черпали они служивые люди и в посудинах ту воду клали рыбу и та рыба сварилась без огня, и в той большой реке та вода ровняется с обычною водою. А около тех горячих ключей земли теплой десятин 5 и больше и зимою на той теплой земле снег не держится, а от ключей идет пар многой".

Итак, видно, здесь речь идет о двух районах камчатских гейзеров. Попытаемся определить, каких именно.

Как прямо указывается в описании, первые гейзеры, которые били сравнительно на небольшую высоту ("верх в колено и выше"), находились на одной из трех "Розсошных" рек, впадающих в реку Большую. Наиболее вероятно, что здесь идет речь о реке Банной, в прошлом — речке Бааню. С. П. Крашенинников отмечал, что эта речка "за россошину Большой реки почитается". И он же указывал, что в этом районе "горячие ключи южного (левого. — Б. П.) берега текут речками в Бааню, а из утеса с кручины прямо в реку падают.". В этом же районе С. П. Крашенинников отметил одно место, в котором имеется "множество скважин различной ширины в диаметре из которых вода бьет вверх аршина на два с великим шумом".

Нетрудно определить и второй район гейзеров. Знаменитый многолюдный Курильский острожек, существовавший до 1704 г., был расположен на самом Курильском озере вблизи истока реки Озерной. Поэтому, несомненно, под малой рекой в сообщении Р. Преснецова подразумевалась знаменитая ныне Паужетка, а под "большей рекой" — сама река Озерная. Правильность этого вывода доказывают некоторые чертежи полуострова Камчатки первого десятилетия XVIII в. Например, на "карте мест от р. Енисея до Камчатских лежащих" южнее реки Голыгиной изображена безымянная река, вытекающая из двух озер. Около этих озер стоит надпись: "Ключи горячественные ис под земли бьют. От ключей река течет 3 версты и вода горя¬ча, а буде в ключи положить птицу или мясо на рожне сваритца". Тут же вторая надпись: "Кипящие воды". Нетрудно понять, что так изображена на этом чертеже река Озерная с притоком Паужеткой. Как известно, река Озерная получила свое наименование от озера, из которого она вытекает — Курильского. И действительно: под одним из двух озер на этом чертеже изображено Курильское озеро, под вторым же, по-видимому, подразумевалось озеро имеющееся около "правой протоки" Паужетки. Однако составитель этого чертежа, очевидно, не имел ясного представления о южной части полуострова Камчатки, ибо к югу от Озерной дополнительно поместил еще одно изображение Курильского озера с надписью, относящейся к существовавшему до 1704 г. Курильскому острожку: "На озере остров, на острову острог курильских людей немирных".

Интересно отметить, что на более поздних чертежах Камчатки река, вытекающая из двух озер, прямо именуется "Озерной". Это обстоятельство доказывает правильность нашей интерпретации чертежа полуострова Камчатка, а заодно и интерпретации сообщения Родиона Преснецова.

Из приведенного текста видно, что Родион Преснецов мог сам лично побывать и на реке Бааню и на Паужетке. Естественно возникает вопрос: нельзя ли определить дату посещения всех этих мест Родионом Преснецовым?

На основании первой части тех же "скасок" трех служилых людей, бывших на Камчатке, выяснилось, что Родион Преснецов с подчиненными ему казаками смогли посетить оба эти термальных источника еще в ноябре — декабре 1703 г. Это означает, что именно настоящая группа казаков смогла первой подробно ознакомиться с термальными источниками как на реке Банной (Бааню), так и на Паужетке.

В той же "скаске" 1707 г. оказались новые любопытные све¬дения и о Ключевской сопке. Казаки Иван Могилев, Родион Преснецов и Терентий Смердов рассказывали: "На Камчатке де реке по правую сторону идучи вниз той реки против Нижнего острогу на ключах от того острогу в верстах в 3 и больше на высокой горе на верху горит огонь всегда, летом и зимою и доныне непрестанно, и от того огня днем кажется дым густой, как от большого пожару, а ночью — огонь и искры и слышат часто в том Нижнем остроге и далее того острога разстоянием в днище — в двух днищах, что в том огне гремит как каменье розсыпается, а от дождя великого и от снега и от ветра тот огонь не гаснет, а вышиною та гора и где тот огонь горит зело высо¬ка и никакому человеку невсходно и облаки по воздуху ходят кажется ниже той горы и до половины, а в ясные дни видят на той горе дым издалека чрез многие горы и хребты и с Олюторского (Берингова) и от Пенжинского (Охотского) морях на той горе тот дым видят и в прошлых де годех, будучи в том камчатском острожке Нижнем казак Петр Козыревский и иные говорили тутошним иноземцам, чтоб с ними итти на ту высокую гору и усмотреть в близости того огня и за то им давали наем и те иноземцы на ту гору не пошли, а сказали, которые де их мужики в прошлых годех отведывали ходить на ту гору и те с той горы не возвратились, а как кончались того неведомо и для того страху на ту гору к тому огню ходить никто не смеет, около де той горы кругом объехать по последнему зимнему пути на собаках на санках мочно неделю, а летом за многими реками и болоты обходить трудно, а лошадей и оленей ежжальных и иного скота нет".

Из этого рассказа выясняется, что известный казак Петр Козыревский, отец Ивана Козыревского, первооткрывателя Курильских островов, первым из русских хотел совершить восхождение на Ключевскую сопку, но был вынужден оставить этот замысел, потому что ительмены категорически отказались сопровождать его в этот поход. На основании других архивных документов удалось установить, что Петр Козыревский жил в Нижнем острожке в районе Ключей в 1703—1704 гг. По всей вероятности, Петр Козыревский замышлял совершить восхождение на Ключевскую сопку в 1703 г.

"Скаска" трех камчатских казаков о камчатских термальных источниках и Ключевской сопке, записанная в Якутске в декабре 1707 г., получила в Сибири в начале XVIII в. относительно широкую известность. Ее неоднократно копировали в Якутске. Она была известна тобольским летописцам. Одну из таких копий, но укороченную и весьма неточную, смог обнаружить доктор исторических наук А. И. Андреев в Архиве Географического общества СССР в рукописном сборнике "Тобольский летописец". Несомненно, что копия эта, в свою очередь, была снята с какой-то другой неточной западносибирской копии.

Таким образом, цитируемая нами казачья "скаска" 1707—1708 гг. была в Сибири первым главным источником све¬дений о камчатских гейзерах и Ключевской сопке.

4. СЛУЖБА КАМЧАТСКОГО ПРИКАЗНОГО ВАСИЛИЯ КОЛЕСОВА (1705-1706 гг.)

Следующим камчатским приказным стал казачий пятидесятник Василий Колесов. В РГАДА удалось обнаружить его небольшую челобитную, в которой упоминались его службы на Лене и на Камчатке. Колесов отмечал, что он "в прошлых... годех... служил по Якутску в сотниках и в зимовьях бывал для ясачного збору и ясак збирал тебе, великому государю, со всякою верностью и прибылью". А в 1704 г. Колесов был послан в "Камчадальские остроги", где он терпел немалые беды: "...из-за бою и из-за драки и всякую нужду, глад и хлад принимал безмерно, а питался травою, кореньем и рыбою и около верхнего зимовья и казенного анбару, что на Камчатке построил острог козельчатой мерою кругом семьдесят сажени, а вышиною полтретьи сажени печатных, да около нижнего зимовья, что на Камчатке ж на Ключах построил козельчатой же острог мерою кругом тридцать сажень, в вышину полтретьи ж сажени, да на Большой реке построил зимовья для ясачного збору, в 705 году в марте месяце посылал я, раб твой, за Камчатку вдоль немирных курил и по курильской их острожек казака Семена Ламаева, да с ним служилых и промышленных людей сорок человек и тот острожек божьей милостью и твоим, великого государя, счастьем взяли и тех немирных иноземцов курил побили человек со сто, а достальных привели под твою великого государеву высокую самодержавную руку в вечное холопство в ясачный платеж". Василий Колесов смог для казны за 1705— 1706 гг. собрать 8 сороков, 14 соболей, т. е. 334 соболя, 5 чернобурых лисиц особо высокой стоимости (около 30 рублей каждая), около 900 бурых и сиводушчатых лисиц и 93 калана ("морских бобров"). Все это он вывозил с Камчатки с большими предосторожностями по Охотскому морю на кожанных нерпичьих байдарах, уже зная, что шедшие к нему на смену новый камчатский приказной сын боярский Василий Протопопов и его спутники были убиты в 1704 г. на том же Охотском ("Пенжинском") море. В 1705 г. также были перебиты местными коряками приказной Василий Шелковников со своими соратниками. Тогда же у Верхотурова острова погиб и возвращавшийся из Якутска Петр Козыревский, отец Ивана. Из-за отсутствия смены Василий Колесов вынужден был задержаться на Камчатке до весны 1706 г.

Новые архивные находки позволили внести некоторые важные уточнения в монографию С. П. Крашенинникова "Описание земли Камчатки". Вот несколько характерных примеров.

Прежде всего: уточнена история гибели Потапа Серюкова. Крашенинников писал о нем: "...коряки не допустя его до Анадырска со всеми товарищами убили. А выезд его, по-видимому, учинился, как сын боярский Тимофей Кобелев на Камчатку приехал...". В РГАДА же найден документ, в котором все это освещается иначе. Идя весной 1701 г. из Анадырского острога на Камчатку, Кобелев встретился с подчиненными Потапа Серюкова, которые и сообщили, что Потап Серюков был убит неясачными коряками. Вместе с ним погибли два русских промышленных человека и юкагиры. Уходя с Камчатки, товарищи Серюкова на Камчатке реке ясачное зимовье "...оставили пусто". Серюков вынужден был уйти с Камчатки потому, что "от неясачных немирных коряк нам на Камчатке жить малолюдством стало не в мочь". К тому же кончилась бумага, не стало ясачных книг. Но все-таки с Камчатки они вывезли 159 соболей.

Василий Колесов просил сделать себя дворянином, а своего сына Назара Васильева Колесова поверстать в сыновья боярские а другого его сына - в казачьи сотники. Но эту просьбу в Якутске сочли чрезмерной.

После отъезда Василия Колесова на несколько месяцев управителем Камчатки вновь стал Михаил Многогрешный, который пробыл здесь до вторичного прибытия Владимира Атласова.

Литературные источники:

  • Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки, часть 2. Под редакцией Е. В. Гропянова. Петропавловск-Камчатский, издательство ОАО «Камчатский печатный двор», 1997 г.