Плавание Ивана Рубца на реку Камчатка
Здесь приводится отрывок из труда Бориса Петровича Полевого «Новое об открытии Камчатки», часть 2, глава 6.
Глава шестая
ПЛАВАНИЕ ИВАНА РУБЦА С ЛЕНЫ НА р. КАМЧАТКУ (1661-1662 гг.)
1. НАХОДКА ЧЕЛОБИТНОЙ РУБЦА С УПОМИНАНИЕМ ЕГО ПЛАВАНИЯ "ВВЕРХ РЕКИ КАМЧАТКИ"
В 1961 г. после длительных поисков в ЦГАДА удалось случайно в судебных делах Якутска обнаружить документ, который гласил:
"Царю государю великому князю Алексею Михайловичу всеа великия и малыя и белыя Росии самодержцу бьет челом холоп твой Якутцкого острогу казачей десятничишко Ивашко Меркурьев. Был я, холоп твой, на твоей, великого государя, службе за Носом, и вверх реки Камчатки на погроме взял я, холоп твой, коряцкого малого и привез с собою в Якутцкой. Милосердный государь царь великий князь и белыя Росии самодержец, пожалуй меня, холопа своего, вели, государь, того малого записать. Царь государь, смилуйся, пожалуй".
Из приложенных к ней бумаг видно, что 17 декабря 1668 г. якутский воевода И. П. Борятинский вызвал к себе в воеводскую избу Ивана Меркурьева Рубца вместе с "Петрушкой". "И того же дни, — гласит документ, — перед окольничим и воеводою Иваном Петровичем Борятинским да перед дьяком Степаном Елчуковым, малой, которого Ивашко Рубец привел в приказ, к записке допрашиван, где он взят и в котором году и хто именем его взял, и какого роду и как его зовут, и неясашного ли отца сын.
И малой в допросе сказал: коряцкого роду неясашного отца сын, а взял де его Ивашко Рубец на погроме с казаками на реке Камчатке, а как ево по-коряцки зовут, того сказал не помнит и пока де (по сее) время он не крещен, а назвал его Ивашко Рубец русским именем Петрушкою и потому де его и ныне тем именем называют, а скольких лет взят на погроме, того сказать не помнит".
Тут же даны краткие сведения о внешности взятого на реке Камчатке "коряка Петрушки": "А в приметы той малый круглоли(ц), плоский нос, двух зубов верхних нет, волосом рус, ростом невелик".
Далее следуют "пометы".
"Окольничий и воевода Иван Петрович Борятинский: в книгу взять, за Ивашко пошлины взять".
"К сим допросным речам вместо коряцкого малого Петрушки по его веленью десятник Сенька Епишев руку приложил".
"В 177 году, декабря в 19 день, тот малой коряцкого роду Петрушка ему, Ивашку, из съезжей избы отдан".
И последняя запись, начертанная рукою малограмотного человека: "По сей отписке я, Ивашко Рубец, малого Петрушку взял и руку приложил".
Небольшую запись об этом документе удалось обнаружить в архиве Санкт-Петербургского филиала Института российской истории: "Записка казака Ивашка Рубца о малом коряцком, чтобы за ним ево записать и тот малой за ним записан".
Пока мы еще не знаем, каким образом в Якутске впервые узнали о камчатском походе Ивана Рубца. Но одно очевидно, что в 1668 г. якутский воевода И. П. Борятинский уже знал о нем. В самом деле, вчитайтесь в текст челобитной о "коряцком малом" и вы убедитесь, что Рубец сообщал о своем походе на реку Камчатку явно как о чем-то известном в Якутске, и воевода И. П. Борятинский не потребовал от него дополнительных пояснений. Поэтому можно смело утверждать, что в прошлом в Якутске несомненно были какие-то документы об этом походе.
Сразу же возник вопрос, когда же Иван Рубец смог совершить свое забытое плавание "вверх реки Камчатки"?
По тексту челобитной, поданной в декабре 1669 г. видно, что такой поход состоялся за несколько лет до возвращения Рубца в Якутск. Первоначально казалось, что достаточно будет собрать сведения о службе Рубца на Анадыре и мы сразу подойдем к ответу на этот вопрос.
Легко удалось установить, что служба Рубца в Анадырском остроге началась осенью 1663 г. и закончилась в начале июля 1666 г., когда ему на смену прибыл Дмитрий Катасанов. Было выявлено немало документов об анадырской службе Рубца. Но никаких сведений о его походе "вверх реки Камчатки" в эти годы выявить не удалось, поэтому и пришлось заняться изучением его службы еще до прибытия на Анадырь.
На основании архивных документов удалось установить, что Иван Меркурьев (или Бакшеев) Рубец в течение двадцати лет служил в Тобольске простым казаком. Оттуда его не раз посылали в различные далекие поездки. Из челобитной вологжанина Филиппа Бударева видно, что еще в августе 1648 г. Иван Рубец привез из Тобольска в Якутск какие-то "государевы грамоты" и вскоре оттуда выехал в обратный путь. В 1653 г. Рубец, как знаток пути из Тобольска до Якутска, был опять послан на восток. На этот раз он ехал из Тобольска на Лену в качестве "пристава" при колоднике-фальшивомонетчике Константине Конюховском. В Якутский острог он прибыл 30 июня 1654 г. Отсюда он должен был вернуться в Тобольск, но этому помешала "очная" (глазная) болезнь. Когда его здоровье улучшилось, ему стало очевидным, что он "за скудостью" уже не сможет скоро вернуться на свою родину. Поэтому он обратился к якутскому воеводе с челобитной, в которой он просил поверстать его в десятники Ленского острога "на убылое место" погибшего на Амуре десятника Т. Чечигина. 24 июля 1655 г. воевода Лодыженский согласился зачислить Рубца лишь в рядовые казаки Якутского острога. Вскоре после этого он был отправлен с казачьим десятником С. А. Мельненком на далекую реку Тугур за реку Уду. Там он прожил до 1657 г. При возвращении назад по Охотскому побережью Рубец был тяжело ранен в грудь ("и едва ожил") на реке Лантарь. После выздоровления в 1659 г. он был послан вместе с пятидесятником Василием Бурлаком на Индигирку в Зашиверский острожек. Оттуда Рубец для самостоятельного сбора ясака проехал на реку Хромую. Сбор оказался весьма успешным. С реки Хромой Рубец повез прямо на Лену значительный ясак. Вернувшись в Якутск, он вновь подал челобитную о поверстании его в десятники. На этот раз новый якутский воевода И. Ф. Большой Голенишев-Кутузов пообешал исполнить эту просьбу, и действительно 15 декабря 1661 г. И. М. Рубец был поверстан в казачьи десятники. Но еще до этого в июле 1661 г. И. М. Рубец был послан из Якутска на Анадырь, где он должен был сменить знаменитого первооткрывателя Байкала Курбата Иванова на посту приказного в Анадырском остроге.
2. ПЛАВАНИЕ РУБЦА ВОКРУГ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ ОКОНЕЧНОСТИ АЗИИ
В 1951 г. при подготовке к печати сборника документов "Открытие русских землепроходцев и полярных мореходов XVII века на северо-вотоке Азии" его редактор, член-корреспондент АН СССР, А. В. Ефимов обратил внимание на то, что в публикуемой выписке из книг судовых запасов Якутска 1661 г. оказалась запись о выдаче Ивану Рубцу коча в восемь сажен "на службу за море на Анадырь реку". Уже тогда А. В. Ефимов резонно заметил: "Само собою разумеется, что через Анадырский хребет мореходный коч по сухопутью доставить в "Заносье" никоими средствами не было возможности". И еще в 1950 г. А. В. Ефимов впервые высказал предположение, что Рубец смог пройти по трассе Семена Дежнева, т. е. обогнуть северо-восточную оконечность Азии через пролив между Азией и Америкой.
Пятнадцать лет спустя мне довелось познакомиться с подготовленной для Ивана Рубца подробной черновой инструкцией — "наказной памятью", из которой стало очевидным, что предположение А. В. Ефимова было вполне верным.
По тексту этого черновика видно, что Рубец первоначально должен был морем пройти только до Алазеи, а оттуда посуху пройти в первую "колымскую столицу" — Средне-Колымский острожек и уж потом отправиться обратным путем с колымского Анюя через волок на Анадырь. Однако позже вводную часть "памяти" изменили и она стала гласить так: "Служилому человеку десятнику казачью Ивашку Рубцу, да с ним служилым людям: итти им на великого государя службу из Якутцкого острогу вниз по Лене до устья Лены реки, где впала в море, и по морю на Индигирку реку для того, что в прошлом во 164-м (1656) году писали в Якутцкий острог к стольнику и воеводе к Михаилу Лодыженскому, да к дьякону к Федору Тонкову, с той Анандыря реки, служилые охочие люди Сенька Дежнев да Никитка Семенов, а в отписке написано: нашли они на устье Анандыря реки за губою коргу, вышла в море, а на той корге морской зверь морж ложитца много и того моржевого заморного зуба, на той корге служилые и с ними промышленные люди, промышляли и заморный зуб брали...". Уже этот отрывок говорит о том, что Ивану Рубцу было поручено морским путем идти от Лены до того самого места, где на море, за Анадырской губой на корге, велся промысел моржовой кости. Еще раз это подтверждает особое запрещение, включенное в последнюю часть той же наказной памяти: "а ему, Ивашку с товарищи, пловучи вниз Леною и морем до Индигирки, и до Алазейки, и до Ковымы, и до Анадыря рек, в дороге беглых и безпроезжих никого служилых и торговых, и промышелнных людей на суды к себе отнюдь не принимать и на Анадырь не свозить".
Особенно показательно разрешение Ивану Рубцу использовать на корге служилых людей, "которые ныне с ним посланы и которых примет на усть Анадыря реки".
Итак, первых анадырских казаков Иван Рубец должен был принять не в Анадырском остроге, куда он обязан был пройти после промысла, а ЕЩЕ НА УСТЬЕ АНАДЫРЯ. Следовательно. А. В. Ефимов был прав: в Якутске действительно желали, чтобы Иван Рубец как можно быстрее морем добрался до корги около устья Анадыря — до "промыслища" моржовой кости.
Чем же было вызвано это решение?
Конечно, прежде всего, важным открытием Семена Дежнева. Ведь Дежнев не только открыл недалеко от устья Анадыря богатейшую моржовую коргу, но и доказал, что к устью Анадыря можно пройти морем. А необходимость отправки Ивана Рубца морем определялась тем, что для успешного промысла моржовой кости в районе корги необходимо было иметь более надежный морской коч усть-якутской постройки. Ведь еще С. И. Дежнев сообщал, что на Анадыре для постройки коча лес плохой. Следовательно, на Анадыре кочи строились менее надежными, чем ленские. Кроме того, на Анадырскую коргу из Якутска надо было доставить немалые грузы, которые было бы трудно перевезти через волок посуху, да и они в первую очередь нужны были на самой корге. О том, что именно было выдано Ивану Рубцу в 1661 г. и что он должен был доставить на Анадырь, можно судить по следующей записи в "Книге расходной судов и судовых припасов за 169 (1661 г.): "Июня в 6 день посланы великого государя на службу за море на Анадырь реку десятник казачей Ивашко Рубец, а с ним послано якутцких служилых людей 6 человек. И тем служилым людям дан коч, мерою 8 сажен (более 17 метров), да судовых снастей 2 дрога, да завозу мерою 30 сажен, да ног и возжей, и скутов, и роки, и подзору 120 сажен, завозу 50 сажен, на обшиваны к парусу 48 сажен, бечевы, лотка шестерик, шейм 23 сажени, да из бечевины на возжи 40 сажен, якорь весом полтора пуда, якорь же весом полтретья пуда, 2 сверла, тесла, 2 напарьи, долото, пешня, да для звериного промыслу 30 спиц железных моржовых, да 11 гривенок прядена на шитье к парусу и на починку к сетям, да для кости рыбья зубу безмен пудовой, гиря медная...".
Из другого архивного документа видно, что Ивану Рубцу дополнительно были даны в значительном количестве олово, куяки (панцири), 10 якутских палем (ножей), 150 сажен сетей, большой тяжелый котел и др.
Ясно, что такой коч нужен был в первую очередь для службы НА МОРЕ, а основные тяжелые грузы, особенно 30 железных "спиц" и большой котел, для расширения промысла на самой корге.
Удалось найти и еще одну запись о посылке Рубца на Анадырь в "Заносье" морским путем. В росписи судовых запасов в Якутске в 1662 г. оказалась запись о том, что "Иван Бакшеев Рубец" был "в 169 году" отпущен "за Нос на коче с служилыми людьми".
Но одно — планы, а другое — их реализация. Тут у Рубца возникли немалые трудности. В низовьях Лены у Нижних Столбов был в бурю разбит его коч. Погибла и часть груза. Однако это несчастье не остановило Рубца. Он пересел на шедший вместе с его судном коч казака Ивана Хворова, который был отправлен на службу на приток Колымы — Омолон ("Блудную"), Пенжину и "Чендон" (Гижигу). До конца навигации они смогли дойти только до устья Яны. В Нижне-Янеком зимовье они провели зиму 1661—1662 гг. По сообщению анадырского приказного Курбата Иванова именно здесь "в 170 г. Иван Рубец шел морем и продавал на Яне холсты".
Иван Хворой должен был идти по морю на коче только до Колымы. В Нижне-Колымском зимовье ему было предложено пересесть на дощаник для дальнейшего плавания на колымский Омолон, Пенжину и Чендон. Иван же Рубец отправился на Анадырь в соответствии с данной ему инструкцией морем с тем, чтобы взять первых анадырских казаков под свое начало на устье Анадыря у Анадырской моржовой корги, куда он должен был доставить весьма тяжелый промысловый "завод" — все необходимое для моржового промысла. В коллективной челобитной 48 анадырцев от 30 июля 173 (1665) г. оказалось весьма важное упоминание о том, что Рубец "в прошлом де 170-м году пришел для промыслу кости моржового зуба на Анадырскую коргу двумя кочами с служилыми и торговыми и охочьими людьми". Следовательно, Рубец смог дойти до Анадырской корги довольно быстро — еще до 31 августа 1662 г., когда заканчивался "170" год. Таким образом, стало очевидным: еще в середине июля 1662 г. Рубец был в низовьях Колымы и уже до конца августа 1662 г. он прибыл на так называемое анадырское "промыслище". Так быстро он смог совершить свое большое плавание только лишь на быстроходном добротном коче усть-кутской постройки. Итак, И. М. Рубец в полном соответствии с данной ему инструкцией мог достичь Анадырской моржовой корги, лишь обогнув всю северо-восточную оконечность Азии, т. е. повторив плавание С. И. Дежнева.
Подтверждают правильность этого исключительно важного вывода следующие подробности. Иван Рубец и его целовальник Федор Лаптев, в середине июля 1662 г., в низовьях Колымы в Нижне-Колымском зимовье получили по специальному распоряжению якутского воеводы И. Ф. Большова Голенищева-Кутузова дополнительный карбас "для анадырской заносной службы". И этот карбас действительно смог попасть с Колымы на Анадырь лишь с каким-то морским кочем. Поэтому специальное выделение для плавания И. М. Рубца и Ф. Лаптева с Колымы на Анадырь дополнительно карбаса для историков представляет особый интерес.
Лишь в 1991 г. мне посчастливилось обнаружить в ЦГАДА короткую отписку колымского приказного Втора Катаева, отправленную в Якутск воеводе Голенищеву-Кутузову от 15 июля 1662 г. Она гласила:
"Государю великому князю Алексею Михайловичу великие и малые России, самодержцу стольнику и воеводе Ивану Федоровичу Якутцкого острога сын боярский Вторко Катаев челом бьет: указал ты мне дать анадырскому целовальнику Федору Лаптеву карбас для анадырской службы, и я карбас велел оценить торговым людям Ондрею Ворыпаеву с товарыщи, и оценили тот карбас торговые люди ценою в два рубли, и денег на тот карбас не дано, потому что у меня в зборе денег ничего нет в государевой казне, а которые судные дела и было поймано пупков, а ис таможни мне денег не указали и ценовная за их торговых людей руками подклеяна под сей отпискою и послана в Якутцкий острог".
Из другого документа — из челобитной колымчанина Андрея Федорова стало известно, что еще в 1661 г. колымский приказной Второй Катаев забрал у него "лодку набойницу для заносной службы целовальнику Федору Лаптеву". Это еще раз подтверждает, что Второй Катаев, выполняя наказ Голенищева-Кутузова, действительно послал Ивану Рубцу и его помощнику — целовальнику Федору Лаптеву карбас (или "лодку набойницу") для анадырской службы. Как мы уже знаем, на Колыме этот карбас был оценен торговыми и промышленными людьми в два рубля. Ту же цену ему дали и анадырские торговые и промышленные люди.
16 сентября 1661 г. анадырский приказной Курбат Иванов сообщал с тревогой, что он на Анадыре остался без кочей. Последний его коч около Анадырской корги (за несколько сот километров от Анадырского острога, откуда писал К. Иванов) был раздавлен льдами. И Курбат Иванов сетовал: "...а коч покинули и судовую снасть... а вперед коча нет и итти будет неведомо на чем на коргу". А вот в августе 1662 г. у корги сразу появились два коча! Это были быстроходные ленские кочи усть-кутской постройки, а не примитивные, весьма непрочные, наспех сколоченные на Анадыре кочи, где не было хорошего леса. В пользу этого вывода говорит и выявленный текст тобольской росписи 1670-х годов, в котором сказано, что русские мореходы с Колымы "как льды пропустят, бывают парусом на кочах однем летом, а как льды не пропустят, и тогда ход быва¬ет по три года до промыслиша".
Да, это так и было. Семен Дежнев впервые с Колымы поплыл на восток в 1646 г., а свое успешное плавание он смог совершить лишь в 1648 году. Но плавание 1648 г. можно считать лишь условно плаванием "до промыслища", ибо Семен Дежнев открыл Анадырскую моржовую коргу только в 1652 г. А вот плавание И. М. Рубца было, как видно по его наказной памяти, специально предпринято с немалым "заводом" — большого количества вещей, необходимых для моржового промысла — "промыслища". И цитированный текст, как и аналогичный несколько искаженный текст росписи к чертежу Сибири 1673 г., ясно показывает, что Чукотский полуостров ("нос", который "насилу обходят") огибали не только Семен Дежнев.
Таким образом, приведенные данные говорят о том, что казачий десятник Иван Меркурьев Рубец действительно смог успешно исполнить данный ему главный наказ — МОРЕМ дойти до самой Анадырской моржовой корги и также в соответствии с наказной памятью, в том же "170 году", попытаться там начать промысел. Никаким другим путем он на ДВУХ кочах не мог бы попасть на Анадырскую коргу.
Второй коч, приплывший вместе с кочем Ивана Рубца на Анадырскую коргу, явно принадлежал промышленным людям, которые примкнули к Рубцу и Лаптеву принять личное участие в сборе ценнейшего "рыбьего зуба" (моржовой кости). И тот факт, что оба коча тогда же летом "170 года" смогли дойти до Анадырской корги говорит о том, что это были хорошие быстроходные кочи усть-кутской постройки.
На Анадырской корге Ивана Рубца ожидало полное разочарование: ни "заморной" кости, ни моржей, несмотря на наличие специальных "спиц" для их убоя, он осенью 1662 г. так и не смог добыть. Причина была одна — сказались последствия хищнического промысла предшествующих лет. Еще в 1661 г. предшественник Ивана Рубца — Курбат Иванов жаловался: "...а зверь морж стал напуган, выйти из моря на берег и летчи не смеет". Так было и летом 1662 г.: "...зверь в море отпятился", — жаловались анадырцы.
3. ПЛАВАНИЕ И. М. РУБЦА С АНАДЫРСКОЙ КОРГИ ДО р. КАМЧАТКИ
И. М. Рубец никак не мог с устья Анадыря идти в Анадырский острог с пустыми руками. Располагая весьма богатым "заводом" для моржового промысла, ему необходимо было срочно найти какие-либо новые моржовые лежбища. На Анадырской корге он смог встретиться с промышленными людьми, которые бывали на Пенжине и Охотском море, и слышали о существовании моржовых лежбищ на восточном берегу Камчатки.
Удалось даже установить некоторые имена тех лиц, которые могли об этом сообщить самому И. М. Рубцу.
Это был уже знакомый нам промышленный человек Сава Анисимов Сероглаз (он же — Шароглаз), который ранее действовал на юге вместе с беглым колымским казаком Леонтием Федотовым. Рубец смог получить подробную информацию о южных районах и от красноярского казака, ставшего промышленным человеком — "Проньки" Федорова Травника (или Травина), который ранее сталкивался с Иваном Камчатым. Рубец знал также, что в июле 1661 г. якутские власти дали наказ "выслать в Якутцкий острог с приставы служилых людей Ивашка Камчатова да Макейка Игнатьева, да промышленных людей Проньку Федорова Травина, да Алешку Яковлева Усольца". Поэтому Рубец даже арестовал на корге Проньку Федорова Травина, зачем-то "сажал в колоду", а затем использовал его в качестве вожа при плавании на юг. От них Рубец слышал и о пушных богатствах южных районов. Якутские власти были явно заинтересованы в том, чтобы Рубец смог бы с юга вывезти больше пушнины. Это ясно видно из текста наказной памяти Рубцу, в которой рекомендовалось присоединить к Московскому государству "новых землиц неясачных юкагирей и всяких иноземцов розных языков, которые по тем рекам и по иным сторонним рекам живут, призовая всякими мерами, с великим радением приводить под великого государя имать ласкою, а не жесточью и учинить тех землиц вперед под великого государя царскою высокою рукою, в прямом, в ясачном, в вечном холопстве на веки не отступным, и на великого государя ясак и поминки с прежних ясачных со всяких иноземцов збирать ему, Ивашку, вперед на 170 год при служилых людях соболи добрые с пупки и с хвосты, и шубы собольи, и ожерелья, и напольники, и пластины собольи, и шубы горностальные, и бобры, и кошлоки черные, и чернокарие, и черночеревые, и сиводущатые, и рыси, и выдры, и песцы черные и голубые...".
Если мы вспомним, каким относительно бедным был животный мир Анадыря, то сразу же станет очевидным, что в Якутске явно желали, чтобы с Анадыря были бы отправлены служилые и промышленные люди в "новые землицы" южнее Анадыря. Но куда же именно?
Обратите внимание на требование наказной памяти добывать "бобры и кошлоки".
Что такое "кошлоки"? В "Толковом словаре" В. Даля (1955, т. II, с. 183) слово "кошлок" истолковывается так: "бобренок, молодой бобер, не перегодовавший морской или камчатский бобр, морская выдра". В "Словаре церковнославянского и русского языка" (1867, т. I, с. 446) слово "кошлок" еще короче определяется как "молодой камчатский бобр".
Эти определения интересны тем, что они ясно показывают, что в XIX в. слово "кошлок", как правило, связывали, лишь с "камчатскими бобрами" (каланами или морскими выдрами, Enhydra Jutris, L.). В XVII в. положение было иным: слово "кошлок" употреблялось и по отношению речных молодых бобров южных районов Сибири, например, Приангарья и района озера Байкал. Но по мере продвижения русских к северу прежнее требование добывать "бобров и кошлоков", за отсутствием таковых в северных районах, стало исчезать из текста наказных памятей. И вот в 1661 году это требование вновь появилось сразу в двух наказных памятях — И. М. Рубцу, уходившему на Анадырь, и Ивану Хворому, посланному на реку Омолон, откуда шел второй путь в сторону полуострова Камчатка. По-видимому, как раз в это время в Якутске были получены какие-то сведения о существовании "бобров и кошлоков" где-то недалеко от Анадыря и Омолона, что могло относиться только к полуострову Камчатка.
Действительно, восточный берег Камчатки был издавна одним из главных районов промысла "бобров и кошлоков" — морской выдры. Из-за этого еще в XVII в. русские землепроходцы часть Берингова моря в районе устья реки Камчатки и южнее называли "Бобровым морем".
На Камчатке имелись и другие звери, которых Рубец и его товарищи должны были добывать согласно наказной памяти 1661 г.
Еще С. П. Крашенинников писал: "Зверей на Камчатке великое изобилие, в которых состоит и вящее ее богатство...". В перечне "зверей земных" он упоминает — лисицы "красные, огневки, сиводушки, крестовки, бурые, чернобурые и тому подобные", т. е. как раз те самые лисицы, которых должен был добывать Рубец со своими спутниками.
Интересовала Ивана Рубца и возможность присоединить к России "новые землицы". Наказная память обязывала его особое внимание обратить на те из них, которые "поблиску прилегли к той же Анандыре реке" — он должен был подчинить России "жителей новых землиц, которые по тем рекам и по иным стороним рекам живут...".
Все это и побудило Ивана Рубца и его спутников отправиться на юг к берегам Камчатки. Вот именно тогда-то, поздней осенью 1662 г., Иван Рубец и его спутники и смогли начать заинтересовавшее нас плавание вверх реки Камчатки, о котором мимоходом упоминал Рубец в своей челобитной о корякском малом "Петрушке".
Поднимаясь вверх Камчатки, Рубец преследовал две главные задачи: во-первых, были более благоприятные условия для зимовки и во-вторых, он мог, скорее всего, впервые собрать ясак среди пока еще неясашных жителей. Из показаний его спутников он во время сбора ясака ходил по юртам с барабаном и действительно собрал ясак в немалом количестве. К сожалению, его камчатские ясачные книги до нас не смогли дойти, они были потоплены на море при обратном плавании Рубца с Колымы на Лену.
Итак, несомненно, Иван Рубец смог попасть в верховья реки Камчатки лишь поздней осенью 1662 г., когда уже возвращаться на зимовку было поздно.
Моим оппонентам уж очень хотелось доказать, что Рубец плавал не по полуостровной реке Камчатке, а по какой-то иной одноименной реке. Но в челобитной Рубца говорится о реке, находящейся "за Носом", т. е. южнее Чукотского полуострова. А нам известно, с 1667 г. до конца XVII в. на тобольских, московских и некоторых голландских географических чертежах изображалась ТОЛЬКО ОДНА РЕКА, КАМЧАТКА, которая находилась на южном полуострове, получившем в середине 90-х гг. XVII в. такое же наименование. Поэтому нет никаких сомнений, что Рубец и его спутники действительно осенью 1662 г. поднимались по реке Камчатке, которую ительмены называли "Уйкоаль" ("Большая река").
Поднимаясь вверх реки Камчатки, Рубец и его спутники вероятно хотели найти место, где их два коча смогли бы быть надежно поставлены на зимовку без риска пострадать от весеннего паводка. Возможно, Рубец и его спутники обосновались в русском зимовье, которое уже было ранее создано. Здесь вполне мог ранее жить погибший в 1661 г. Иван Камчатой или переселившийся с реки Лесной беглый колымский казак Леонтий Федотов сын, по именам которых получили свое название река Камчатка и ее приток "Федотовшина". Гипотеза эта вполне правдоподобна, но ее пока еще нельзя считать доказанной. Дело в том, что название "Федотовщина" могли дать русские казаки в самом начале XVIII в., которые тогда и обнаружили развалины русского зимовья XVII в.: ведь им уже была хорошо известна возникшая только в конце XVII в. легенда о "Федотове сыне", первом русском, поселившемся на Камчатке.
Стеллер, лично побывавший на так называемой "Федотовшине", сообщал, что местные ительмены утверждали, что сборщика ясака в старинном русском зимовье называли "Theodorus" или "Fetka". Теперь же нам точно известно, что ясак там собирал при Иване Рубце его целовальник Федор Лаптев. Тем самым отпали сразу две ранее существовавшие гипотезы — весьма заманчивая версия о том, что "Федорусом" или "Федькой" называли начальника И. И. Камчатого — Федора Алексеева Чукичева и вторая — еще более соблазнительная версия, но более чем сомнительная, — о "Проньке" (Прокопии) ФЕДОРОВЕ Травнике.
Южный поход Рубца продолжался долго — около года. И именно поэтому Иван Рубец попал на Анадырский острог лишь осенью 1663 г. Ряд документов показывает, что Иван Рубец во время своего южного похода иногда вел себя недостойно и совершал различные странные проступки. Именно этим он и восстановил против себя многих анадырцев! Особенно его осуждали за нелепую потерю двух хороших кочей, на которых он плавал в 1662—1663 гг. 30 июля 1665 г. анадырцы, перечисляя "озорнячества" Рубца, с горечью отметили: "как шел с моря с корги и пришед в осень во 171 году кочи покинул недошед до Анадырского острогу верст 10 и больши, а все (в) невсоветице своей, и пришед неясачные люди коряки те кочи сожгли и под острогом три человека убили...". До острога участники плавания дошли на карбасах. А это означает, что кочи были "покинуты" не потому, что они вмерзли в лед, а потому, что они из-за малой воды не смогли подняться выше к острогу. Следовательно, эти кочи имели большую осадку, чем кочи, строившиеся на Анадыре.
Несомненно, это были те самые два больших коча, на которых Иван Рубец и его спутники смогли пройти с Лены вокруг Чукотки до реки Камчатки, а затем подняться вверх по реке до Никулки — "Федотовщине", название которой явно произошло от легендарного "Федотова сына", будто бы первым проникшем в глубь полуострова Камчатки.
4. СЛУЖБА И. М. РУБЦА В АНАДЫРСКОМ ОСТРОГЕ В 1663-1666 гг.
Так впервые Иван Рубец появился в Анадырском остроге. Относительно даты появления Рубца в остроге возникли странные сомнения. Сам Рубец неоднократно отмечал, что он принял Анадырский острог у Курбата Иванова "в 172 г.". Вместе с тем в одном случае он же указывал, что прибыл впервые в Анадырский острог "в осень во 171 г.". Анадырские казаки считали ОСЕНЬЮ август и сентябрь. Но август — это еще "171 г.", а сентябрь — "172 г.". Поэтому еще М. И. Белов правильно указывал, что Рубец пришел в Анадырский острог осенью 1663 г. Курбат Иванов, желая скорее попасть на Колыму, сразу же покинул Анадырский острог, но Рубец завершил прием острога уже в сентябре 1663 г. в отсутствие прежнего приказного. При этом Рубец стал первым, кто после плавания Семена Дежнева 1648 г. смог прибыть к Анадырскому острогу, СО СТОРОНЫ МОРЯ. Все остальные анадырские приказные XVII в. приходили в острог со стороны колымского (анюйского) волока.
В Анадырский острог Рубец пришел с весьма большой добычей. И поэтому вскоре, после ухода Курбата Иванова, он сам решил уйти с Анадыря на Колыму через анюйский волок. Рубец самовольно сдал острог казаку Даниилу Филиппову, который в прошлом служил еще с Семеном Дежневым. Впоследствии в 1665 г. анадырцы с гневом писали: "Он де Ивашко, наплутав и... не дождався в свое место перемены з государевы службы збежал, покиня Анадырский острог и великого государя аманатов и казну...". В пути "на камне на Анадырском хрепту" Рубец встретил казака П. Мокрошубова и почему-то решил вернуться назад на Анадырь. Полагали, что он "убоялся" наказания за самовольное оставление своего места службы на Анадыре. Возможно, он хотел сдать острог Мокрошубову, но эта сдача почему-то не состоялась. Позже Рубец стал утверждать, что он пошел в сторону колымского Анюя будто бы только для сбора ясака с местных чуваецев.
С 22 апреля 1664 г. Иван Рубец снова стал правителем Анадырского острога. С мая он приступил к его перестройке.
Было создано новое зимовье с амбаром, а летом вокруг новых построек был возведен новый тын из "острожин" (заостренных кольев). Лишь в декабре 1664 г. Иван Рубец смог организовать какой-то короткий поход "в коряки". Однако из документов видно, что уже в апреле 1665 г. он в острожке принял от некоего Григория Иванова известную челобитную на действия целовальника Федора Лаптева. Летом 1665 г. удалось некоторым анадырцам вновь побывать на Анадырской моржовой корге. Добыча была скромной. В 1666 г. Рубец уже не успел организовать новый поход на устье Анадыря. В начале июня 1666 г. в Анадырский острог прибыл новый приказной — сын боярский Катасанов. В одних источниках он называется Никитой, в других — Дмитрием. И для Рубца сразу же начались черные дни. За попытку скрыть свои истинные доходы Иван Рубец был арестован и подвергся избиениям. Официально он объявил, что за годы своей службы в Прианадырье и южных землях он смог собрать различного добра на 1050 рублей. По тем временам это была колоссальная сумма. Рядовой казак тогда имел годовое жалованье только в шесть рублей. Наивысший казачий чин — сын боярский имел жалованье годовое всего в десять рублей. Катасанов считал, что истинный доход Ивана Рубца — особенно во время его южного похода 1662—1663 гг. был значительно выше. Впоследствии Иван Рубец возбудил против Катасанова судебное дело, которое хранилось в Якутске еще в 1703 г. В подробной архивной описи Якутского острога 1703 г. упомянут "Столп, в нем дело казака Ивашка Рубца в грабеже животов ево в Онадырском острожке прикащика сына боярского Никиты Катасанова 180 (1671 — 1672) года... В нем двести сорок ставов", т. е. листов. В РГАДА, по-видимому, кое-что сохранилось из этого дела. К сожалению, в 1960-х годах директор ЦГАДА В. Н. Шумилов распорядился некоторые дела разбить в хронологическом порядке. Поэтому от этого дела сохранилась лишь часть листов под разными шифрами. Между тем, в нем не могут не быть некоторые сведения и о камчатском походе Рубца 1662—1663 гг.
В деле Рубца удалось обнаружить его челобитную, в которой он подробно описал, какую расправу над ним учинил Катасанов.
Оказывается, приняв Анадырский острог без расписки, он уже "в третий день звал обедать служилых и торговых и промышленных людей и меня, холопа. У него была речь про московское государство и что де ноне на Русе на великих государей берут из животов треть живота у всяких чинов людей и говорил на тот живот мой... после того я, холоп ваш, великим государям написал челобитную вам, великим государям, а подал челобитную в Анадырском остроге приказному сыну боярскому Дмитрию Катасанову да таможенному целовальнику торговому человеку Федору Иванову Лаптеву. Объявил я, холоп ваш, живота своего пятьдесят кости рыбья моржового зуба, да две шубы собольи, да одна лисья новое, да опольник доброй — тот объявил мой живот".
Дмитрий Катасанов принял, "ничего не сказал". "И после день другой спустя и удумал своими советниками и стал меня, холопа, в муку и в колоде лупить и батоги бьет и палкою своею рукой и тот живот у меня вымучил". После этого Катасанов Рубца "выпустил из смык, из колоды и я, холоп, вышел из смыку, из колоды и являл во всем миру, таможенному целовальнику Федору Иванову сыну Лаптеву, что тот живот мой был написан".
От таможенного целовальника Рубец взял расписку о сдачи им "восемь пуд кости по 7 костей в пуд", которые были использованы на оплату промышленным на постройки: "яз, Иван строил ево государево ясачное зимовье и острог новой".
Катасанов продиктовал Лаптеву свою челобитную, в которой указывал, что на Анадыре в тот момент создалась чрезвычайная ситуация: коряки "хотят меня холопа и служилых и промышленных людей побивать на рыбных ловлях. Сами они похваляются, видят служилых людей мало, а живу яз в остроге с великим береженьем у аманатов у казны, а промышленный человек Фома Семенов с товарищи человек пять-шесть хотят от ясашного зимовья отойти прочь, люди вольные" и бранят Катасанова.
Катасанов, узнав, что анадырцы были недовольны поведением И. Рубца, попросил Юрия Селиверстова, Саву Шароглаза, Платона Иванова сообщить ему в июле 1666 г. подробно о всех проступках Рубца. К сожалению, пока их показания остаются не найденными.
Поиск новых документов об Иване Рубце и его спутниках по походам безусловно необходимо еще продолжить. Но надежд на успешные находки не так уже много. Ряд документов, составленных в тот период на Анадыре и близлежащих реках, погибли. Сам Рубец однажды выразил сожаление, что его различные "росписи идучи в Якутцкой острог на море с ясачными книгами потонули". И в самом Якутске также отмечали: "...против ево, Ивашки, челобитья выписать неисчева и ведать не почему, потому что с Анадыря реки о тое ево, Ивашковой, косте в Якутцком остроге в съезжей избе отписок и книг и ведома никакова нет".
Вместе с тем следует учесть, что в период своей службы на Анадыре Иван Рубец предпочитал не упоминать о реке Камчатке. Дело в том, что наказная память запрещала ему уходить на "дальние реки". Он имел право собирать ясак лишь "поблиску" от Анадыря. И поэтому он предпочитал говорить весьма туманно лишь о походе "в коряки". Тем не менее еще в 1664 г. какие-то сведения о самовольном походе Рубца дошли до Якутска, а поэтому в 1665 г. посланному на Анадырь новому приказному Катасанову якутский воевода И. Ф. Кутузов-Голенищев повелел "сыскать про приказного человека Ивана Рубца" и его походе. К сожалению, пока остается неизвестным, что же смог Катасанов узнать про поход Рубца.
Дальнейшее изучение документов показало, что после своей самовольной отлучки зимой 1663—1664 гг. на анадырско-анюйский волок Иван Рубец уже сам ни разу не покидал Анадырь вплоть до 1666 г., когда его сменил новый приказной Дмитрий Катасанов. Видимо, Рубец опасался за судьбу своих богатств, привезенных им из южного похода. За попытку скрыть от казны свои "прибытки" он в 1666 г. был арестован Катасановым, который установил, что Рубцу удалось для себя собрать всякого добра не на объявленную им сумму 1050 рублей, а гораздо большую.
Из сообщения Катасанова видно, что отношения анадырцев с Иваном Рубцом в 1663—1664 гг. были крайне напряженными. Так он сообщал в Якутск: "Савка Шароглаз, ведомый вор, Ивашка Рубца хотел копьем проколоть в ясашном зимовье, и приходили люди и ево, Савку, схватали и не дали Ивашка Рубца сколоть". "Ведомым вором" Шароглаз стал уже давно. Катасанов продолжал: "ево воровство" было еще "на Омолоне с служилым человеком с Иваном Барановым (еще в 1648 г.! — Б. П.) было, на Пенжине с Леонтьевым с Федотовым было, и те две реки от нево же запустели".
Первоначально мне ошибочно казалось, что Рубец скорее всего мог совершить свой поход вверх реки Камчатки во время его службы в Анадырском острожке. Но теперь, после тщательного изучения почти трехлетнего пребывания Ивана Рубца на Анадыре, стало вполне очевидным, что с августа 1663 г. и до начала июня 1666 г. у него просто не было времени для далекого похода на реку Камчатку. А это еще раз подтверждает, что Иван Рубец и его спутники могли побывать на реке Камчатке лишь с конца осени 1662 г. и только до весны 1663 г. Именно тогда они и смогли совершить свое плавание "вверх реки Камчатки" и провести в верховьях Камчатки свою зимовку 1662—1663 гг.
5. ОТРАЖЕНИЕ СВЕДЕНИЙ О ПЛАВАНИИ И. М. РУБЦА С ЛЕНЫ РЕКИ НА РЕКУ КАМЧАТКУ В 1661-1662 гг. В ПОЗДНИХ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ И ИНОСТРАННЫХ ИСТОЧНИКАХ
Прежде всего, еще раз напомним очень важное пояснение И. Козыревского, имеющееся на его чертеже Камчатки и Курил 1726 г.: "Зимовья два были. В прошлых годех из Якуцка города на кочах были на Камчатке люди, а которые у них в аманатах сидели, те камчадалы и сказывали, а в наши годы с оных стариков ясак брали, два коча сказывали и зимовья знать и поныне".
Это сообщение поразительно точно соответствует новым сведениям о плавании Ивана Рубца. Действительно Рубец шел из Якутска и дошел до самой реки Камчатки и у него на после¬нем этапе плавания было именно ДВА коча.
Чертеж Козыревского в начале июня 1726 г. был вручен лично Витусу Берингу. Поэтому неудивительно, что в "Санкт-Петербургских ведомостях" от 16 марта 1730 г. ( 22, с. 88) в кратком сообщении о Первой Камчатской экспедиции указывалось, что Беринг "от тамошних жителей известился, что пред 50 или 60 летами некое судно из Лены в Камчатку прибыло". Это важное известие появилось и в ряде иностранных газет — в Дании, Англии, в разных немецких государствах. Правда, когда Беринг впервые услышал это в Сибири, после плавания Рубца прошло уже 63 года, а от плавания Семена Дежнева — 77 лет. Аналогичное сообщение в 1728 г. о прибытиии судна "из устья Лены... в Камчатку" еще "за 50—60 лет до этого" было включено и в известную Черепановскую летопись.
В других письменных иностранных источниках в начале XVIII в. тоже имелись сообщения о каком-то неизвестном плавании с р. Лены прямо до Камчатки. В знаменитой книге "Северная и восточная Татария" (Амстердам, 1705) голландского географа Николааса Витсена имеется следующее известие: "Ледяной мыс (Чукотский полуостров. — Б. П.), согласно мнению многих, заканчивается островами. В Ледовитое море промышленные люди выходят из реки Лены, плывут в течение лета вдоль берегов, огибая этот мыс, и доходят до берегов около реки Камчатки, где бьют китов и тюленей, и на то, чтобы доплыть дотуда и провести там промысел и вернуться назад, они затрачивают три с половиной или четыре месяца". Действительно, Иван Рубец смог за одно лето 1662 г. доплыть с устья Яны до реки Камчатки да еще провел морской промысел. Пока второе такое плавание нам неизвестно.
Впрочем, Н. Витсен отнюдь не был первым иностранцем, который услышал о плавании 1662 г. Еще в середине 1660-х годов какие-то сведения о таком плавании дошли до поляка Адама ("Гришки") Каменского-Длужика, находившегося в 1662— 1663 гг. в Якутске. И когда уже в Польше в начале 1670-х годов Каменский-Длужик написал свои воспоминания о пребывании в Сибири, он даже сочинил явно нереальный рассказ о своем участие в трудном морском плавании с реки Лены вокруг всей северо-восточной части Сибири вплоть до... Амура!. Видимо, до Каменского-Длужика в Якутске дошли какие-то слухи о плавании 1661—1662 гг.
Теперь уже документально стало известно, что Адам (он же "Гришка") Каменский-Длужик неоднократно лично встречался с С. И. Дежневым и М. В. Стадухиным. Став в Якутске тюремным "дворским" (надзирателем), он от заключенных ("сидельцев") несомненно неоднократно слышал рассказы о сибирских землепроходцах, бывавших как на Ледовитом океане, так и в Тихом. Поэтому он, желая скрыть от своих соотечественников постыдную по его представлениям службу надзирателем в тюрьме, счел нужным сочинить фантастический рассказ.
В 1715 г. в Тобольске Григорий Новицкий опубликовал "Краткое описание о народе остяцком". В нем он также говорит о каких-то русских мореходах, ходивших в "Льдистое окиян море" и которые "самыя дальние Камчатские страны иногда погодою вероятно носимые досязают".
Кое-что о плавании Рубца тогда же знал и шведский военнопленный Табберт (Страленберг), длительное время живший в Тобольске. Именно благодаря его информации на "Новой карте Северной Азии", опубликованной в 1726 г. в Лейдене, у северо-восточного Святого носа (восточнее Яны), появилась надпись на французском языке: "Здесь проходили суда русских, чтобы идти в Камчатской".
В 1727 г. в Амстердаме вышел в свет восьмой том "Recueil des Voyages du Nord" ("Собрания северных путешествий"). В нем было опубликовано известное описание путешествия русского дипломата Лоренца Ланга в Китай. К публикации была приложена карта под названием: "La Russie asiatigue tiree de la Carte donnee par ordre du feu Czar", т. е. "Азиатская Россия. Сделана по карте, выполенной по приказанию покойного царя". На ней изображен большой остров, около которого стоит надпись: "Les Russes venants de La Lena et des autres Rivieres a 1 / Est de la Lena passent par ici avec leurs batiments pour aller negocier avec les Kamtschadales", т. е. "Русские, идя с Лены и других рек к востоку от Лены, проходили здесь на своих судах, направляясь торговать с камчадалами".
На карте Страленберга 1730 г. несколько восточнее Яны начинается надпись, идущая в основном против устья Индигирки: "Has Rutheni ab initio per Moles glaciales quae flante Borea ad Littora, fianteque Austro versus mare iterum pulsantur magno labore et vitae descrimine transvecti sunt ad Regionem" — "Отсюда русские, пересекая море, загроможденное льдами, которые северным ветром пригонят к берегу, а южным отгоняет обратно, достигли с громадным трудом и опасностью для жизни области Камчатки".
В начале 1730-х годов английский купец Кремон, прибывший в Петербург для ведения торга в Персии, услышал от руководителя адмиралтейства Н. Ф. Головина пересказ сообщения местных жителей северо-восточных рек о том, что в прошлом предки русских будто бы "часто" (??! — Б. П.) плавали через пролив между Азией и Америкой до ... Камчатки!.
О плавании русских в XVII в. вокруг Чукотского полуострова не раз писали участники Второй Камчатской экспедиции — Яков Линденау, Мартын Шпанберг, академик Г. Ф. Миллер и другие.
Все эти сообщения удивительно похожи друг на друга и скорее всего относятся к морскому походу Ивана Рубца 1661—1662 гг. с Лены до реки Камчатки. Несомненно, участники этого необыкновенного плавания торговали с местным населением — и на Яне и на р. Камчатке и в других местах. Вполне возможно, Г. Новицкий и Ф. Страленберг могли слышать в Тобольске об этом от самого Рубца, который после поездки в Москву в 1676— 1677 гг. уже не вернулся в Якутск и остался жить в своем родном городе. Характерно, что вскоре в Тобольске появились новые общие чертежи Сибири (1684, 1685 и 1687 гг.), на которых река Камчатка уже была изображена текущей по полуострову.
Безусловно, в основе перечисленных русских и иностранных известий о плавании из Ледовитого океана к реке Камчатке чаще всего лежали сведения о морском походе Ивана Рубца. Однако в некоторых случаях в таких источниках были отражены и сведения о плавании Семена Дежнева 1648 г. Так, скажем, в сообщении Якова Линденау о плавании на многих кочах из Средне-Колымского зимовья ("где прежде ярмонга бывала") вокруг Чукотской земли.
В некоторых из этих сообщений говорится, что плывшие с Анадырской корги в сторону Камчатки были будто бы отнесены непогодой. Конечно, такое вполне могло произойти. Однако наши данные показывают, что Иван Рубец и его спутники попали на реку Камчатку отнюдь не случайно. Это было вполне целенаправленное плавание ради поиска новых моржовых лежбищ. Рубец и его спутники слышали заранее о том, что южнее Анадыря где-то около южного полуострова имеются какие-то моржовые лежбища. Более того Рубец уже тогда слышал название реки Камчатки.
6. ТРИ ИСТОЧНИКА РАННИХ ИЗВЕСТИЙ С. П. КРАШЕНИННИКОВА О ПЕРВЫХ РУССКИХ НА КАМЧАТКЕ
Известия, связанные с плаванием И. М. Рубца на Камчатку позволили по-новому истолковать ранние сообщения С. П. Крашенинникова.
В 1740 г. С. П. Крашенинников сочинил краткий труд по истории Камчатки под названием "О завоевании Камчацкой землицы, о бывших в разные времена от иноземцов изменах и о бунтах служилых людей", который начинался так: "Прежде завоевания Камчатцкой землицы сперва бывал в оной землице промышленный человек Федот кочевщик в 17 человеках, который из ленского устья пошел с промышленным же Фомою называемом в 7 кочах, из оных кочей два пришли в устье Анадыря реки под командою Фомы промышленного, и поселились в Анадырском остроге, который в то время еще вновь заводился, и третий коч, на котором Федот был пришел в устье Камчатки реки и по оной реке вверх дошел до впадающей в нее по течению с правой стороны Никул речки, которая имеется верстах во 100 ниже Верхнего острогу и ныне Федотовщиной называется, а остальные 4 коча без вести пропали.
На устье помянутой речки Никул Федот с товарыщи зимовал, а весной на том же коче из устья Камчатки реки в море пошел и обошед Курильскую Лопатку шел по Пенжинскому морю до реки Пареня, где он с товарыщи зазимовал. И той зимы от брата своего за ясырку зарезан, а потом и оставшие от коряк побиты".
После ознакомления в Петербурге с хранившимися у Г. Ф. Миллера копиями многих якутских документов XVII в. С. П. Крашенинников ясно осознал, что в этом его раннем сочинении многое, просто недостоверно. И поэтому в "Описании земли Камчатки" (1755 г.) кое-что изменил.
Теперь, когда столь подробно изучена история плавания Семена Дежнева и Ивана Рубца, все сведения, полученные от старожилов Камчатки, старший из которых, Михаил Кобычев, попал на полуостров лишь в 1720 году, и которые узнали историю Камчатки от своих предшественников-стариков с типичными искажениями, появилась новая возможность более точно представить, какие именно реалии лежали в основе только что цитированного раннего сообщения С. П. Крашенинникова.
Вполне очевидно, что в этом сообщении С. П. Крашенинникова были воедино смешаны данные полученные из трех источников.
ИСТОЧНИК ПЕРВЫЙ. Безусловно, здесь имелись в виду сообщения, относившиеся к историческому плаванию С. И. Дежнева 1648 г. Это, прежде всего данные о семи кочах (шести — Дежнева и седьмой — Герасима Анкудинова). Достойно вниманию известие о "Фоме промышленном". Нет никаких сомнений в том, что здесь говорилось о спутнике Семена Дежнева — Фоме Семенове Пермяке, который дольше всех из дежневцев прослужил на Анадыре.
Для нас особо важно отметить, что в 1662—1663 гг. Фома Семенов Пермяк участвовал в плавании Ивана Рубца с устья Анадыря в верховья реки Камчатки.
В поздние годы Пермяк был известен на Анадыре под двумя прозвищами — "Медведь" и "Старик". В 1662 г. на Анадырской корге он присоединился к Ивану Рубцу, когда тот на двух кочах пошел к Камчатке. Вместе с Рубцом он осенью 1663 г. вернулся на Анадырь, но вскоре не поладил с Рубцом и объявил о своем уходе на юг "к корякам". Несомненно, именно от него более молодые анадырцы, в том числе участники плавания Рубца, узнали (но весьма не точно) кое-что об историческом плавании Семена Дежнева 1648 г., об основании Анадырского острога и, наконец, о трагической судьбе торгового и промышленного человека Федота Алексеева. Потому-то позже кое-кто на Камчатке ошибочно решил, что "Федотовщина" получила свое название будто бы от "Федота Алексеева Попова". Однако лингвисты не без основания считают, что название "Федотовщина" могло произойти не от "Федота", а только от "Федотова сына", как и предполагал первоначально Г. Ф. Миллер.
ИСТОЧНИК ВТОРОЙ. Камчатские казаки упорно сообщали о появлении в верховьях Камчатки на малой реке "Федотовщине" (она же — Никул) русских первопоселенцев, прибывших "МОРЕМ с реки ЛЕНЫ". Но плавание 1648 г., как известно, начиналось ЛИШЬ С КОЛЫМЫ. Дежнев на море западней Индигирки вообще не был. А от реки ЛЕНЫ только Иван Рубец и некоторые его спутники (другая их часть к нему присоединилась лишь на Анадырской корге).
Крашенинников слышал рассказ о каком-то конфликте из-за женщины-ясырки. О нем же упоминал и Г. В. Стеллер. По архивным документам выяснилось, что такой конфликт действительно был в отряде Рубца. Сами казаки обвиняли его в том, что во время своего похода он "з двумя бабами... всегда был... в беззаконстве и в потехе и с служилыми и торговыми и с охочьими и с промышленными людьми не в совете о бабах". И даже многие свои промысловые неудачи приписывали "несблудству" Рубца. Версия, сообщенная камчатскими старожилами о том, что русские будто бы еще в середине XVII в. смогли на кочах МОРЕМ обойти ЮЖНУЮ оконечность полуострова Камчатки (мыс Лопатка), безусловно относится к числу неправдоподобных домыслов. Поэтому никак нельзя согласиться c явно произвольной фантазией И. И. Огрызко о том, что Федоту Алексееву Попову удалось даже открыть Курильские острова!
Очень важны данные о сборе ясака на реке Камчатке. Здесь его проводили двое — сам Иван Рубец, который почему-то от юрты к юрте ходил с барабанным боем совместно со своим целовальником Федором Лаптевым. Рубец был служилым человеком и поэтому был вправе законно собирать ясак, чего никак нельзя сказать о торговом человеке Федоте Алексееве Попове. Потому-то перед началом плавания 1648 г. он и другие торговые и промышленные люди и "прошали" у колымского приказного Втора Гаврилова отпустить с ними в поход в качестве "начального человека" — приказного Семена Дежнева. Без Дежнева они не имели права сами собирать ясак. А это доказывает, что сбором ясака на Камчатке ведал отнюдь не Федот Алексеев Попов.
Заслуживает внимания следующий расчет. Ительмены в начале XVIII в. не отличались долголетием. Даже если допустить, "что старикам-ительменам при появлении юного Ивана Козыревского на верхней Камчатке — в 1703 г. уже было 60 лет, то в 1648 г. им было 5 лет, а в 1662 г. — 19 лет. Но как видно по камчатской ясачной книге 1703—1704 гг. русские тогда еще не знали ни названия Никул, ни Федотовщины (ИЗ). Поэтому сообщение Ивана Козыревского о русских, живших на реке Никул, могло относиться лишь к плаванию Рубца, но никак не к плаванию Федота Алексеева Попова. Показательно, что в начале XVIII в. во время пребывания на Камчатке Ивана Козыревского во всем ленском крае уже не осталось в живых ни одного дежневца. Вряд ли ительмены могли бы значительно пережить русских. Тем более, что у ительменов существовал обычай шестидесятилетних стариков умерщвлять.
ИСТОЧНИК ТРЕТИЙ. Через камчатских старожилов до С. П. Крашенинникова дошли некоторые искаженные сведения, относившиеся к камчатскому походу И. И. Камчатого. Это прежде всего упоминание о плавании на кочах на север по Пенжинскому (Охотскому) морю с выходом на реку Парень, с которой был переход в верховья Гижиги к Чендонскому зимовью. Тут же говорится об убийстве участников этого похода на Омолоне — "Блудной". Бежавшие с Омолона юкагиры и принесли на Камчатку известия об убийстве всех участников похода Федора Алексеева Чюкичева и Ивана Иванова Камчатого.
Таким образом, мы теперь получили возможность более подробно представить, какие реалии лежали в основе двух самых ранних сочинений С. П. Крашенинникова по истории Камчатки, основанных на "изустных сообщениях" русских камчатских старожилов.
Заслужили особого внимания некоторые сообщения Г. В. Стеллера. Он был, безусловно, прав, когда указывал, что на Камчатке важную роль в сборе ясака сыграл "Фетька". Это несомненно был Федор Лаптев. И Стеллер, говоря о Федоре, поселившемся в верховьях реки Камчатки, обоснованно и справедливо вопрошал: "Уж не на коче ли он прибыл на Камчатку с Колымы мимо Чукотского полуострова?". Так и было на самом деле.
Весьма возможно, сам Иван Рубец во многом способствовал широкому распространению известий в Сибири и даже за границей ранних сведений о реке Камчатке. Из документов нам стало известно, что в 1677 г. Рубец был из Якутска направлен с государевой казной в Москву. Обратно в Якутск уже не вернулся, и остался жить в своем родном Тобольске. В 1684— 1685 и 1687 гг. впервые появились географические чертежи Сибири, на которых река Камчатка стала впервые изображаться на полуострове.
Новые данные о плавании 1661 — 1662 гг. с реки Лены на реку Камчатку уже успели серьезно заинтересовать не только отечественных историков, но и иностранных. Известный американский историк Реймонд Фишер, автор двух капитальных монографий о плаваниях Семена Дежнева и Витуса Беринга, сообщил мне в 1994 г., что он даже для очередной международной конференции сам подготовил специальный доклад под названием "Путешествие Ивана Рубца: решение камчатской тайны?" (The Voyage of Ivan Rubets: the Solution to a Kamchatkan Mystery?"), в котором он особо большое значение придал плаванию с реки Лены на реку Камчатку 1661 — 1662 гг.
Безусловно, изучение истории плавания Ивана Рубца необходимо продолжить.
Литературные источники:
- Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки, часть 2. Под редакцией Е. В. Гропянова. Петропавловск-Камчатский, издательство ОАО «Камчатский печатный двор», 1997 г.