Ангарский эпизод
Здесь приводится отрывок из труда Бориса Петровича Полевого «Новое об открытии Камчатки», часть 2, глава 4.
Глава четвертая
АНГАРСКИЙ ЭПИЗОД 1701 г. И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
1. РОКОВОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ В. В. АТЛАСОВА ИЗ МОСКВЫ В ЯКУТСК
Казалось, счастье улыбнулось В. В. Атласову: он стал казачьим атаманом, был назначен руководителем новой весьма важной экспедиции на Камчатку. В главных сибирских городах — Тюмене, Тобольске и Енисейске ему в помощь были выделены особые команды казаков. Сам Атласов должен был следить, "чтобы ему были бы дав молодые казаки, чтобы были бы не пьяницы, не воры и не зернщики", т. е. не любители азартных игр. Но именно из-за этих сибирских казаков и начались у Атласова его первые неприятности. На Камчатку их посылали по принуждению, по приказу, а они не хотели туда ехать. И Атласов решил: зачем ему брать с собой явно ненадежных людей. В Сибири давно уже существовал порядок добровольного обмена службами по договоренности. Как справедливо отмечал Крашенинников, Владимир Атласов, был человеком "лакомым", т. е. человеком, способным брать взятки. И за такой обмен он брал мзду немалую. На место опытных казаков он чаще всего брал весьма сомнительных гулящих людей, способных на любое преступление. В конце концов все это и привело к целой цепи событий, из-за которых Атласов попал на Камчатку лишь... шесть лет спустя! Вспомним слова С. П. Крашенинникова: "Но Атласов на Камчатку не отправлен по 1706 год за бывшим над ним следствием; ибо он, едучи из Тобольска судами в 1701 году, разбил на реке Тунгуске (Ангаре. — Б. П.) дощаник с китайскими товарами гостя Логина Добрынина, в чем на него прикащик того гостя в Якутске бил челом, и по тому челобитию он, Атласов, с главными заводчики в 10 человеках посажен в тюрьму, а на его место в 1702 году отправлен на Камчатку по выбору служивой Михайло Зиновьев, который бывал на Камчатке, как в отписке из Якутска объявлено, еще прежде Атласова, может быть с Морозкою". В последнем случае Крашенинников был не прав: Михаил Зиновьев Многогрешный ходил на Камчатку еще в 90-е гг. XVII в. самостоятельно и в походе Луки Семенова Мороско Старицына не участвовал.
Лишь в конце XIX в. выдающийся московский архивист Н. Н. Оглоблин в фондах министерства юстиции (теперь РГАДА) смог обнаружить первые подлинные документы следствия над Атласовым. Лишь недавно аналогичные документы были обнаружены в фонде Якутской приказной избы, они позволяют значительно расширить наши представления о том, что же происходило в жизни Атласова после ангарского эпизода 1701 г.
До сих пор это было предметом художественного домысла писателей. Но только теперь появилась возможность установить, кто же из наших литераторов был ближе к истине.
Прежде всего несколько неожиданно выяснилось, что в произошедшем во многом были виноваты сами российские власти — как центральные, так и местные — енисейские.
В самом деле, глава Сибирского приказа А. А. Виниус, руководствуясь самыми добрыми намерениями, неосторжно предоставил возможность В. В. Атласову, в награду за его камчатские успехи, бесплатно получить в Сибири различных товаров на СТО рублей — сумму по тем временам весьма большую — во много раз превышающую годовое жалованье самого казачьего атамана. До своего прибытия на Ангару Атласов этой возможностью не смог воспользоваться, но он хорошо знал, что на Лене все товары ему обойдутся гораздо дороже. Поэтому ему и захотелось приобрести необходимые товары на Ангаре.
В Енисейске отряд Атласова был задержан на два месяца: не оказалось ни необходимого продовольствия, ни дощаников для дальнейшего плавания. В конце концов в Енисейске Атласову были выданы суда — "самые худые и утлые", а также пушки — тоже "самые плохие". В результате на его дощаниках замок порох, пострадало продовольствие, погнила одежда и попортились прочие вещи. Как отмечал сам Атласов, "пить и есть стало нечего". И именно к этому времени личный состав отряда Атласова весьма существенно изменился.
Еще в середине XVII в. в Сибири существовал обычай — в чрезвычайных обстоятельствах силой отбирать у купцов все необходимое для успешного выполнения "государевой воли". Так не раз поступал и Михаил Стадухин, и Ярофей Хабаров. Так де решил действовать и Владимир Атласов после того, как узнал от некоего Андрея Касимова, что навстречу ему плывут с богатыми товарами дощаники, неожиданно умершего московского гостя Логина Добрынина, у которого будто бы наследников и "за животом де стоять истцом будет некому". И Атласов вообразил, что он, как представитель власти, будет вправе захватить добро Добрынина. Вблизи Стрельчатого порога, недалеко от Рыбенского, Атласов и дал свою роковую команду задержать дощаники купца Добрынина. Своим спутникам он открыто говорил: "Если тех товаров не возьмете и вам де государеву службу служить будет не на чем".
Атласову явно вскружил голову прекрасный прием, оказанный ему в Москве в Сибирском приказе и особенно его назначение казачьим головой. Он вообразил, что ему, "начальному человеку", с рук сойдет любой его проступок. Он хорошо знал, как в прошлом злоупотребляли властью многие ленские начальники, допуская порой дикий произвол, поэтому искренне считал, что в возникших чрезвычайных обстоятельствах он вправе самовольно произвести конфискацию личного имущества купца во имя высших государственных интересов. Если в прошлом Михаил Стадухин и Ярофей Хабаров неоднократно безнаказано конфисковывали имущество торговых людей ради успеха их походов, то разве он, Атласов, не имел права поступать также ради успеха своего похода в "новую землицу" — на Камчатку. В этом вопросе у Атласова не было никаких сомнений. И он действительно приказал своим "полчанам" захватить все китайские товары, которые оказались на Ангаре, на дощаниках московского купца Логина Добрынина.
Мигом все было "подуванено", а охрана добрынинского добра мгновенно разбежалась. Сам приказчик добрынинского судна Михаил Белозеров впоследствии признавался, что он и его помощники с "судна ушли в лес для того, что его де Михайло хотел... посадить в воду..."!.
Атласов распорядился всю добычу поделить поровну: одну "половину" он отдал казакам, вторую — забрал будто бы на "государевы нужды" — себе лично. В одном из документов сказано: "...ему досталось восемь подставов камок пятиланных и семиланных разных цветов, да семи тюней китаек".
Подстав (постав) — целый кусок ткани, снятый со станка. Камка — китайская шелковая ткань по цене 5 и 7 ланов (китайская серебрянная монета). Тюни — рулон ткани в 75—85 аршин.
К произошедшему в отряде отнеслись по-разному: одни были рады негаданному обогащению, другие были встревожены, ясно сознавая, что им в будущем придется своими головами нести ответственность за происшедшее. И потому стали открыто осуждать учиненный погром и потребовали от Атласова произвести подробную опись захваченного. Но он это требование выполнил далеко не сразу.
Придя в Илимский острог, Атласов использовал часть захваченного для закупки продовольствия. И это спасло участников похода от голода, так как илимский воевода оказался не в состоянии обеспечить их ни продовольствием, ни новыми судами. Во время трехнедельного пребывания в Илимске атласовцы жили сытно: "Хлеба купили на полполтины пуд, а рыбы по двадцать алтын пуд". И лишь прибыв на Лену на Киренгу, Атласов составил свою первую "записную книгу", в которой перечислял основное, что было взято на добрынинских дощаниках.
Между тем, некоторые из спутников В. В. Атласова, опасаясь наказания за участие в погроме, послали в Якутск челобитные, в которых подробно описали инцидент, произошедший на Ангаре и заявили, что де они и сами уже осудили разбойную акцию Атласова. Среди писавших эти покаянные письма были тобольские, томские и енисейские казаки, а именно: Афанасий Поповцев, Сергей Ружников, Ларион Бельский, Константин Соловьев, Дмитрий Журавлев, Василий Шишкин, Савва Ярофеев и другие. Атласов был в гневе на "предателей" и грозил расправой...
Когда же Атласов осознал, что ему действительно придется понести ответственность за налет на дощаники купца Добрынина, его охватила тревога, и с середины декабря 1701 г. он стал со своими "полчанами" часто предаваться пьянству, тем более, что к этому времени отношение на Лене к пьянству серьезно изменилось.
Вспомним: еще в середине XVII в. спиртное можно было получить только по особому челобитью за большие деньги, да и то лишь небольшими чарками, а в конце XVII в. былые ограничения были отменены. Петр Великий остро нуждался в деньгах, а потому и ввел свободную широкую продажу "вина горячего" — были бы у покупателя деньги. Именно поэтому в самом конце XVII в. на богатой Лене началось повальное губительное пьянство.
10 декабря 1701 г. атласовцы, поселившиеся на постоялых дворах Киренска, стали регулярно предаваться хмельным утехам. При этом лихие "полчане" Атласова часто не платили денег за обеды, за стирку их белья, не раз обворовывали хозяев и постоянно крушили мебель — лавки, столы и стулья своими тесаками. В конце концов владельцы постоялых дворов вынуждены были послать якутскому воеводе Д. А. Траурнихту изветы-жалобы на своих обидчиков. Это не могло не осложнить еще более обстановку в Киренске.
15 декабря 1701 г. атласовские "полчане" даже напали на целовальника местной таможенной и судной избы. Сам Атласов, находясь в сильном подпитиии, вступил в перебранку с целовальниками, и дело дошло до рукоприкладства. Целовальники вынуждены были укрыться в Киренском монастыре и оттуда послали в Якутск новые жалобы на бесчинства атласовцев. Целовальник Никифор Мошинцев утверждал, что "полчане" Атласова будто бы "порубили" ему "левую грудь", а его голова была "бердышем разбита". На побои пожаловался и целовальник Ларион Хвостов.
Но наиболее жаркая схватка произошла 25 декабря 1701 г. на Рождество.
Первоначально Рождество отмечалось вполне благообразно. Но поздно вечером, когда "полчане" Атласова охмелели, они вновь попытались ворваться на склад с "вином горячим". Произошла стычка. Атласовцы стали "ломать сени". Тогда из дверей выскочили Андрей Амосов и Денис Федоров, которые схватили одного из "полчан" и решили его посадить "в железо". Весть об этом дошла до остальных атласовцев, и они бросились освобождать своего товарища. Завязалась новая потасовка. В конце концов Амосов бежал в Киренский монастырь. Там же укрылся и другой служащий склада Никифор Мошинцев. 30 декабря они написали новую жалобу на Атласова.
Мошинцев утверждал, что атласовцы разбили его амбар и пограбили одежду, а сам Атласов будто бы "похвалялся убить до смерти и многие домы разорить".
Один из потомков Ярофея Хабарова — Василий Петриловский тогда же послал в Якутск еще одну жалобу на Атласова, в которой утверждал, что этот казачий голова "бранился матерно" и зло ему "кричал", что "де жена твоя будет подо мною лежать". Петриловский также утверждал, что получил "рану ножевую" и что у него сломаны амбары: " пиво и брага и квас из бочек вынуты".
Тогда же 30 декабря 1701 г. из Киренска отправили жалобу на Атласова сын боярский Козьма Мочехин и его "товарыщи" — казаки Афанасий Петров, Стефан Бобров, Евгений Аргунов, Лука Литвинец, Елфей Бреха и другие.
Владимир Атласов, осознав ясно, что поведение в Киренске еще более осложнило его положение, решил срочно мириться с местными служилыми людьми. И он постарался ублажить пострадавших крупными подарками, а заодно... связать их с добрынинским делом. Об этом свидетельствует никогда еще не публиковавшийся ранее весьма своеобразный документ: "Роспись Володимера Отласова, что куда издержано жихо грабленных животы, которые взяты на Тунгуске реке Логина Добрынина приказчика ево Степана Белозерова с товарищи: киренскому священику Михаилу Данилину четыре тюни китайки, сыну боярскому Амосову за икону 10 подставов и 5 тюней камок, атаману Петриловскому 5 подставов, сыну боярскому Козьме Мочехину — 4 подстава, 2 тюни камки, 7 тюней китайки, торговому человеку Тарасу Кондратьеву — 10 подставов".
И это не единственный документ такого рода. Таким способом Атласов смог некоторых своих противников превратить в своих сторонников и тем самым оттянуть на некоторое время свой арест.
Между тем над головой Атласова продолжали сгущаться тучи.
Рассказы о событиях на Ангаре быстро распространились по всей Сибири. Сперва о них узнали в Енисейске, затем приказчик Добрынина — Семен Белозеров появился в Якутске, где подал жалобу на Атласова воеводе Д. А. Траурнихту. В Москве такую же жалобу племянник Л. Добрынина передал в Сибирский приказ Андрею Виниусу. В Москве и Якутске было принято решение начать тщательное расследование ангарского инцидента.
23 января 1702 года Андрей Виниус отправил из Москвы в Якутск распоряжение произвести тщательное расследование дела Атласова "без всякой посяжки и поноровки", т. е. без каких-либо поблажек — "чтоб иным таким же впредь не повадно было так делать". И в Якутске воевода Траурнихт тоже решил действовать более решительно.
Первоначально Траурнихт не знал, как поступить с "Камчатским Ермаком": ведь в Москве в Сибирском приказе его встретили по-царски, присвоили ему звание казачьего головы и наделили многими полномочиями, привилегиями и с почетом послали вновь на Камчатку во главе весьма многолюдного отряда. Траурнихт понимал, что с таким важным лицом никак нельзя было обращаться как с простым разбойником. Но после того, как в Якутске стали известны многие подробности ангарского дела, и хлынул поток жалоб из Киренска, Траурнихт решил, что Атласов и его "полчане" должны быть наказаны за свои многочисленные проступки.
Первые аресты "полчан" Атласова начались в Якутске, в самом начале марта 1702 г. По приказу воеводы были посажены в тюрьму прибывшие в Якутск от Атласова Павел Иванов из Усолья и томич Иван Мирсанов. Сразу же они были "пытаны накрепко". От них потребовали, чтобы они сообщили: "...было ли золото и серебро, китайское каменье и жемчуг на дощанике Добрынина". Они отвечали, что это им не известно. Но власти решили, что Иванов и Мирсанов скрыли от них правду. Поэтому 11 марта Павлу Иванову дали 11 ударов батогами. Однако это не помогло. Удовлетворительного ответа Траурнихт так и не получил.
Тогда Траурнихт решил срочно навести порядок и в Киренске. Отобрав трех "добрых и надежных" служилых, он приказал им срочно ехать вверх по Лене "днем и ночью, не мешкая нигде ни часу и приехав к Чючюйскому приказному Козьме Мочехину, взять с собой людей добрых, не воров и не бражников" и прибыв в Киренск, с сыном боярским Иваном Понютиным идти "на постоялые дворы к Володимеру Отласову и дворам разбойным, которые розбивали и грабили... гостя Логина Добрынина прикащика Семена Белозерова с тварищи и осмотреть у них камок и китаек и всяких грабленных животов, золота, денег и серебра и каменья и всяких китайских товаров...".
Траурнихт приказал: "... Володимера Отласова и воров, которых грабленные животы обыщутся, держать в великой крепи и за крепкими караулами, чтоб привести их з грабленным животом в Якуцкой, а которые от тех воров отстали и грабленные животы объявят добровольно, и тех людей и грабленные животы потому ж написать на росписи заручную и из той переписать все для подлинного свидетельства быть без отходно гостя Логина Добрынина прикащика ево Семену Корнилову с товарищи и к переписи росписи велеть их руку приложить без всякой отговорности, а которые скажут, что грабленные животы продавали, потому грабленное взяв, прислать в Якуцк, а которые купцы учнут запираться и их прислать к подлинному розыску в Якуцкий за караулы, а тех людей Афоньку Поповцева с товарищи, которые извещат на Володимера Отласова и на пущих воров свою братью, дать на поруки, а будет на них сторонних порук не будет и их дать на круговые поруки".
В апреле посланные Траурнихтом люди пришли к В. Атласову в надежде его арестовать. И тут произошло неожиданное... Козьма Мочехин, встретив Атласова, "вычитал ему" новый наказ Траурнихта и распоряжение, полученное из Москвы от А. А. Виниуса. В документе читаем: "И он, Володимер Отласов, выслушав указ великого государя, пошел к анбару на гостинный двор и анбар не отпер, прошел на постоялый двор и запер с казаками своими новоприборными и на постоялый двор к себе не пустил".
Это было прямое неповиновение власти. Тем самым Атласов продемонстрировал, что он взял на себя охрану оставшихся вещей, забранных с дощаника Добрынина, во-первых, потому, что по разрешению Сибирского приказа он имел право из них получить часть на сто рублей, и, во-вторых, он рассчитывал от продажи этих вещей получить необходимые средства для того, чтобы отправиться по заданию правительства вновь на Камчатку. Тогда же Атласов смог в Киренске собрать различные "поручные записи", которые и отправил в Якутск со своим племянником Василием.
Якутский воевода своим людям приказал: "...в судной избе ево, Володимера Отласова, крепить, а к нему, Володимеру, и с полковыми казаками на подворье итти, грабленные животы переписать". Однако посланцы воеводы жаловались: "Козьма Мачехин Володимера Отласова крепит ево нам, холопям твоим, не дал, взял ево, Володимера, он, Козьма, себе на поруки и из судной избы ево он, Козьма, отпустил".
Позднее Мачехина также обвиняли в том, что "грабленных животов у него, Володимера, и у казаков не переписывал" и уехал с ним в Чечюйский острог 21 апреля 1702 г. и дал возможность Атласову повести с собой 14 подвод!.
23 мая 1702 г. Атласов добровольно прибыл в Якутск. И тут к нему применили силу при аресте. По приказу воеводы его подвергли в якутской приказной избе пыткам. В документе сказано: "И Володимер Отласов распрашиван с великим пристрастием: и в ремень ставлен и подымай и на виске был на долгое время, а в распросе сказал: грабить Белозерова он не велел, а грабили ево казаки своим самовольством". Атласов утверждал, что "им казачьим детят животов имать не веливал и не посыливал и память им не давал". Но его "полчане" Василий Шипицын, Петр Кудрин, Павел Журавлев, Иван Томский утверждали, что набег на дощаник Добрынина был совершен по повелению Атласова. И якутские власти в соответствии с указанием руоковдителя Сибирского приказа Андрея Виниуса взяли Атласова "под караул", а "десять пущих заводчиков" — Шипицына, Кудрю, Кормилицына и других — отправили в тюрьму.
25 мая Траурнихт приказал провести обыск в якутском доме Атласова. Там были найдены многие вещи, захваченные на дощанике Добрынина. Тогда же в руки сыщиков попало любопытное письмо сына Атласова Ивана, которое он отправил из Олекминского острога в Киренск своему отцу. Оно начиналось так: "Государю моему батьку Володимеру Володимеровичу. Сынишко твой Ивашко. Благословения к себе прошу и пав предо твои стопы до лица земли и з женишкою своею премного челом бью". А далее он сообщал, что отправленная к нему с Афанасием Евсеевым "сума переметная" дошла до него, Ивана, по сравнению с росписью не полностью: "...одного атласа нет — черного" и добавлял: "...и ту посылку я послал к матюшке (т. е. матери) в горот с тем же с Офонькою Евсеевым". А сверху была надпись: "Отдать сю грамоту на усть Киренге государю моему батюшке Володимеру Володимеровичу". И дата: "22 марта 1702 года"
А вот текст росписи отправленного:
"Роспись Володимера Атласова, что посылано ис Киренского острога к жене маей и сыну моему Ивану:
Шти (6) постав чешуйчатых мамок,
подстав белые камки,
два подстава атласу,
занавесь большая золотом шитая".
После обнаружения этого письма якутские власти решили на якутском дворе Атласова произвести новый, еще более тщательный обыск. Воевода распорядился: "...ис приказной избы послать в другой ряд (т. е. вторично. — Б. П.) для обыска на двор Володьки Отласова грабленных животов гостя Логина Добрынина, приказчиков ево Мишку Белозерова, Алексея Дехтярева сына боярского Родиона Кашинца, подьячего Василия Басилова, пятидесятника казачьего Василия Колесова, служилых людей Гришку Югова, Якуньку Сабанина, Андрюшку Семенова, Фильку Мокрошубова и Ваську Турбина". В результате повторного обыска в атласовском амбаре "под сеном" обнаружили "завесу камчатцкого красного, шито золотом и разными шелками, три постава байберека репечатого, байберек гладкий, портище камки белое". Да в "анбаре против избы" были найдены: "...шапка польская соболья, варежки бархотные, да нити жемчуга китайского, две стопы серебряные, да лоскуты хлаврена китайского", в сенях: "...чагун китайский оловяный", в горнице: "...серебро, китайские чашки". Все это было конфисковано и унесено в амбар приказной избы.
Атласов продолжал оправдываться, ссылаясь на то, что его отправили на восток для выполнения важного "государева дела" и он делал все, что могло способствовать его успеху; что у него, по вине енисейских властей многое погибло на гнилом дощанике, а ему нужен "завод" — разные вещи для успешной службы на Камчатке, и что сам Виниус ему даровал возможность взять на месте все ему нужное на сто рублей.
Но эти доводы якутский воевода не считал убедительными. В то же время воевода Траурнихт стал тревожиться, что правительство Петра I может его наказать за задержку посылки новой экспедиции на Камчатку в связи с начавшимся следствием. Поэтому он решил прежде всего выяснить, кого-же из "полчан" Атласова можно будет отправить на Камчатку уже в ближайшем будущем. Было объявлено: "А которые от тех воров отстали и грабленные животы объявят добровольно и тех людей и грабленные животы потому ж написать в роспись...".
Действительно, были составлены такие росписи, и часть участников нового камчатского похода Атласова смогли быть отправлены отдельными группами на Анадырь в 1702—1704 гг.
Но как же Атласов смог в 1707 г. вновь оказаться на Камчатке?
Атласов в Якутске категорически продолжал отрицать свое участие в "разбое". В насильственных действиях он винил только рядовых казаков. Вместе с тем, он продолжал доказывать, что оказался на Анадыре в тяжелом положении по вине енисейских властей, из-за которых он имел в своем распоряжении лишь негодные дощаники, испорченное продовольствие, промокший порох, подмоченную одежду. Ссылался на право приобретения любых вещей по разрешению А. А. Виниуса; и, наконец, указывал на необходимость исполнения "государева наказа" — успешно организовать новый поход на далекую Камчатку.
По-видимому, якутские власти держали Атласова "под караулом" — под домашним арестом, ибо все мои попытки найти документы о пребывании Атласова в тюрьме в 1702—1706 гг. пока не увенчались успехом. Скорее всего, его выпустили на поруки (пока это только предположение).
Между тем, в Амстердаме в 1705 г. вышел в свет труд Николааса Витсена "Северная и восточная Татария", в котором была опубликована в несколько сокращенном виде "скаска" Владимира Атласова 1701 г. о его пребывании на Камчатке в 1697— 1699 годах.
Этот интереснейший документ произвел весьма сильное впечатление на многих западноевропейских географов. Гигантский фолиант Витсена уже в 1705 г. поступил и в Россию. И естественно возник вопрос, а как же в дальнейшем сложилась судьба покорителя Камчатки? Вот тогда-то в Москве было отдано распоряжение немедленно отправить Атласова вновь на Камчатку с сохранением всех данных ему еще в 1701 г. привилегий. Если бы власти считали Атласова по-прежнему виновным во всех пригрешениях, в которых его обвиняли, то, очевидно, его недолжны были освобождать из под караула и постарались бы разжаловать. Ничего этого не произошло.
Иногда в литературе утверждают, что в 1706 г. Атласова решили послать на Камчатку вновь потому, что на полуострове в те годы будто бы воцарился беспорядок. Но с этим утверждением согласиться нельзя. Наоборот, с 1703 г. на Камчатке произошли весьма серьезные полезные перемены.
Прежде всего 1703 г. стал годом создания трех главных поселений на Камчатке — Большерецкого острога, нового Верхне-Камчатского и первого Нижне-Камчатского у Ключей острогов. Вместе с тем, осенью этого же года русские впервые открыли уникальную Авачинскую губу — лучшую естественную гавань русского Дальнего Востока.
Именно в этот период весьма успешно потрудились на Камчатке — сначала отряд уже бывавшего ранее на полуострове Михаила Зиновьева Многогрешного — племянника опального украинского гетмана Демьяна Многогрешного. Затем с 1703 г. здесь действовал отряд Тимофея Кобелева.
Итак, благодаря новым архивным находкам значительно расширились наши представления о пятилетней трагедии Владимира Атласова (1702—1706 гг). Очевидно, что он переоценил свои возможности и вообразил, что многое ему сойдет с рук за его большие заслуги в истории присоединения богатейшей Камчатки к России. Он не учел, что во времена правления Петра Великого произошли существенные изменения в отношении властей к правам купцов. Поэтом-то он и был привлечен к ответственности за их грубое нарушение и оказался в очень сложном положении — навлек на себя немалые беды. Конечно, в этом во многом было повинно само русское правительство, которое еще в конце XVII в., ради своих доходов, отменило ранее существовавшие разумные ограничения на продажу "горячего вина".
Новые подробности о поведении Владимира Атласова безусловно представляют большой интерес для писателей, которые еще будут интересоваться неординарной фигурой "Камчатского Ермака". Но уже сейчас видно, кто из писателей наших был ближе к реальному изображению Владимира Атласова. И здесь пальму первенства по праву следует отдать Евгению Гропянову, который в свое время легко мог быть обвинен главлитовцами-фарисеями в "преднамеренном очернительстве". Но читатель всегда стремится узнать историческую правду без какой-либо "лакировки". Еще Карл Маркс рекомендовал писателям рисовать исторических героев сочными "рембрантовскими красками" — живыми, колоритными, со всеми их достоинствами и недостатками, без идеализации. А уж у Володимера Володимеровича Атласова пригрешений и достоинств было более чем предостаточно!
Видно, для приобретения "новых землиц" именно такие свободолюбивые смельчаки, похожие на Ермака Тимофеевича, оказались наиболее подходящими людьми для свершения таких громких деяний как присоединение к России огромной богатейшей Камчатки. Поэтому и прав был Александр Сергеевич Пушкин, когда он так удачно и метко назвал В. В. Атласова "Камчатским Ермаком".
Литературные источники:
- Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки, часть 2. Под редакцией Е. В. Гропянова. Петропавловск-Камчатский, издательство ОАО «Камчатский печатный двор», 1997 г.